Имре Лакатос - Фаллибилизм против фальсификационизма

Термин «правдоподобие» взят здесь в попперовском смысле: как разница между истинным и ложным содержанием теории. Оценка правдоподобия связана с известным риском; см.: [93], р. 395 и далее.

Данная статья может рассматриваться как попытка разработать такую общую теорию. см.: [95], [96], [97].

Фальсификация теория зависит от высокой степени подкрепления ограничения ceteris paribus . Однако так бывает не всегда. Вот почему методологический фальсификационист советует доверять «научному инстинкту» ([161], гл. 18 [русск. перев., с. 101]) или «предчувствию» ([27], р. 20).

Агасси [1] называет попперовскую идею науки «sclentia ne-gativa» (см. также [5]).

Здесь надо вспомнить, что скептик-кунианец стоит перед тем, что я назвал бы «дилеммой ученого-скептика»: всякий ученый скептик, пытаясь объяснить изменчивость своих верований, склонен видеть в собственной психологи некую теоретичность, нечто большее, чем просто верование, — «научное» верование. Юм, опираясь на теорию обучения, в основе которой лежит отношение «стимул-реакция», пытался изобразить науку как простую систему верований, но так и не задался вопросом, не относятся ли его теория обучения к самой себе. Говоря современным языком, можно было бы спросить, свидетельствует ли популярность философии Куна о том, что признана ее истинность ? В таком случае она была бы отброшена. Может быть, она свидетельствует лишь о том, что эта философия привлекательна как новая мода? В таком случае она была бы «верифицирована». Но пришлась ли бы Куну по вкусу такая «верификация?»

Фейерабенд, который сделал, наверное, больше кого-либо другого в распространении идей Поппера, теперь, кажется, примкнул к враждебному лагерю — См. его статью «Утешение для специалиста». [Частичный русск. перевод см.; Фейерабенд П. Избр. труды по методологии науки. — М.: 1986. С. 109–124]. (В заключительных разделах цитируемой Лакатосом статьи (не вошедших в опубликованный русский перевод) П. Фейерабенд сравнивает концепции Т. Куна, К. Поппера и самого И. Лакатоса. Полемика была острой, и Лакатос воспринял критику в свой адрес как измену своего бывшего союзника и был «не совсем не прав»; конечно, никакой измены не было просто потому, что воззрения Фейерабенда на природу рациональности всегда больше отличались от воинствующего рационализма Лакатоса, чем от стремления Т. Куна ограничить сферу притязаний рационалистической методологии «нормальной наукой». Корневые расхождения с И. Лакатосом, которого Фейерабенд «провокативно» называл своим «соратником-анархистом», сам, впрочем, не очень веря в анархизм Лакатоса, он осветил в статье, помещенной в сборнике очерков видных европейских и американских философов науки в память об Имре Лакатосе (Feyerabend P. On the Critique of Scientific reason // Essays in Memory of Imre Lakatos. Ed. by R. Cohen e. a. Dordrecht, 1976). Почти в то же время (1978) с критикой «аисторизма» Лакатоса выступил К. Хюбнер. (См.: Хюбнер К. Критика научного разума. — М.: 1994. С. 101–107). Почти буквальное совпадение названий работ Фейерабенда и Хюбнера говорило о поиске более широкой и адаптивной теории научной рациональности, чем попперовско-лакатосовское «умещение» рациональности внутри границ «научного разума». — Прим. перев. ).

Термин «предсказание» здесь употреблен в широком смысле, допускающем и «после-сказание».

Более подробное обсуждение этих правел принятия и отбрасывания со ссылками на работы Поппера см. в [93], pp. 375–390.

Например, Мольер смеялся над врачами («Мнимый больной»), которые на вопрос, почему опиум усыпляет, отвечали, что он обладает усыпляющей силой. Можно даже утверждать, что знаменитое ньютоновское высказывание «Гипотез не измышляю» было в действительности направлено против объяснений ad hoc — подобных его собственным объяснениям сил притяжения при помощи эфирной модели, которые должны были отвести возражения картезианцев.

Между прочим, Дюгем соглашался с Бернаром, что одни только эксперименты, без учета соображений «простоты», могут решить судьбу физиологических теорий, но не физических ([40], гл. VI. § 1).

Кестлер справедливо замечает, что миф о большей простоте коперниковской теории был создан Галилеем [85], р. 476); на самом деле, «введение земного движения нисколько не упростило картину, по сравнению со старыми теориями; хотя сомнительные экваиты исчезли, система продолжала изобиловать вспомогательными кругами» ([39], гл. XIII).

[161]. гл. 19 и 20 [русск. перев.: с. 106.110]. Я детально рассматривал такие уловки, возникавшие в неформальной, псевдо-эмпирической математике, именуя их «монстрами» [92], [русск. перев.: с. 24].

Если я уже знаю P 1: «Лебедь А - белый», то Р: «Все лебеди белые» не представляет прогресса, потому, что оно может вести только к открытию подобных же фактов типа Р 2: «Лебедь В - белый». Так называемые эмпирические обобщения не составляют прогресса. Новый факт должен быть невероятным или даже невозможным в свете предшествующего знания.

Могут спросить, уместен ли термин «сдвиг проблем», когда речь идет о последовательности теорий, а не проблем. Отчасти я остановился на нем потому, что не нашел лучшего («сдвиг теорий» звучит скверно), отчасти же потому, что теории всегда проблематичны, они никогда не решают всех проблем, которые стоят перед ними Как бы то ни было, во второй части этой статьи этот термин в соответствующем контексте будет заменен более естественным термином «исследовательская программа».

В первоначальном варианте [93] я писал: «Теория без добавочного подкрепления не имеет дополнительной объясняющей силы; вот почему, согласно Попперу, она не обеспечивает рост знания, и, следовательно, не является научной » (р. 386). Под давлением моих коллег я убрал выделенную часть этого предложения, ибо они считали, что она звучит слишком эксцентрично. Теперь я сожалею об этом.

То, что у Поппера понятия «теория» и «последовательность теорий» сливаются в одно, не позволило ему более успешно развить основные идеи утонченного фальсификационизма. Эта двусмысленность привела его к таким по-видимости противоречащим друг другу утверждениям, как «Марксизм [как ядро последовательности теорий или как исследовательская программа] неопровержим» и в то же время «Марксизм [как особая конъюнкция этого ядра и некоторых вспомогательных гипотез, ограничения ceteris paribus и исходных условий] был опровергнут» (см. [163]). Конечно, нет ничего ошибочного в том, что кто-то назовет отдельную, изолированную теорию «научной», если она представляет собой шаг вперед по сравнению со своей предшественницей, если при этом ясно понимать, что мы оцениваем теорию как определенный итог — и в контексте — определенного исторического развития знания».