Анжела Мальцева - Введение в философию желания

Герберт Маркузе говорит о важности недифференцированного, единого либидо , предшествующего разделению на «Я» и внешние объекты. «Первичный нарциссизм» вбирает «окружение», соединяя в единое целое нарциссическое «Я» и объективный мир. Привычное антагонистическое отношение между «Я» и внешней реальностью возникает только на поздней ступени их взаимодействия. Он пишет: «Наше нынешнее чувство «Я» – лишь съежившийся остаток какого-то широкого, даже всеобъемлющего чувства, которое способствовало неотделимости «Я» от внешнего мира» (с. 147). Нарциссическое либидо понимается Маркузе как преизбыточное. Всякая сублимация должна начинаться с оживления нарциссического либидо, которое в своем преизбытке тянется к объектам. Эта гипотеза революционизирует идею сублимации: она указывает нерепрессивный способ сублимации, который проистекает скорее от избытка, чем от вынужденного отклонения либидо.

Маркузе выступает за освобождение инстинктов. Но это не гимн распущенности и вседозволенности. Инстинкты должны предстать эстетически облагороженными. Маркузе показывает, что понятие эстетики, как бесполезной и вторичной по сравнению с «полезными науками», является результатом «культурной репрессии» содержания и истин, несовместимых с принципом производительности. Автор «Эроса и цивилизации» раскрывает внутреннюю связь между удовольствием, чувственностью, красотой, истиной, искусством и свободой – связь, отразившуюся в философской истории понятия эстетического. По мысли Маркузе, именно эстетика обнимает мир свободы, который хранит истину чувств и примиряет «низшие» и «высшие» способности человека, чувственность и интеллект, удовольствие и разум.

Идея «нерепрессивной цивилизации» на основе достижений принципа производительности столкнулась с тем возражением, что освобождение инстинктов угрожает взрывом самой цивилизации, так как последняя держится только отречением и трудом или, иными словами, репрессивным использованием энергии инстинктов. Освобождение от этих принудительных ограничений якобы обрекает человека на существование без труда и порядка, чреватое возвращением в природное состояние и уничтожением культуры. Маркузе уверен в том, что данное опасение напрасно, если понять порядок как красоту, а труд – как игру. Все это возможно в эстетике. Прежде всего, Г. Маркузе обращается к кантовской системе, в которой нравственность – это царство свободы, в котором практический разум осуществляет себя согласно законам, им самим установленным («Критика способности суждения») [92]. Красота интуитивно-воззрительно демонстрирует реальность свободы, она становится символом этого царства. Маркузе стремится понять, как эстетическая функция у Канта связывает «низкие» чувственные способности (Sinnlichkeit) с нравственностью.

В философии Канта эстетическое измерение занимает центральное положение между чувственностью и нравственностью как двумя полюсами человеческого существования в силу того, что эстетическое измерение основываться на принципах, значимых для обоих миров (Здесь и далее – в соответствии с «Критикой способности суждения», Введение.). Основополагающий опыт этого измерения скорее чувственный, чем умозрительный; эстетическое восприятие существенно интуитивно, а не понятийно. Природа чувственности «рецептивна», она познает, воспринимая воздействие данных объектов. Эстетическое восприятие сопровождается удовольствием. Это удовольствие – результат восприятия чистой формы объекта независимо от его «материи» и его (внутренней или внешней) «цели». Объект, данный как чистая форма, обладает «красотой». Такую данность создает работа (или, точнее, игра) воображения. Взятое как воображение эстетическое, восприятие есть чувственность и, в то же время, больше, чем чувственность («третья» основная способность): оно доставляет удовольствие и, следовательно, «существенно субъективно», но, поскольку это удовольствие вызвано чистой формой самого объекта, оно необходимо присуще всякому эстетическому восприятию и всякому воспринимающему субъекту. Но, несмотря на свой чувственный и, следовательно, рецептивный характер, эстетическое воображение продуктивно: путем свободного синтеза оно создает красоту. Действуя через эстетическое воображение, чувственность создает принципы, обладающие всеобщей значимостью для объективного порядка. Этот порядок определяют две основные категории – «целесообразность без цели» и «законосообразность без закона» (Маркузе в основном придерживается здесь основных положений «Критики способности суждения», § 16, 17, 22). Извлеченные из кантовского контекста, они, по мнению Г. Маркузе, очерчивают сущность подлинно нерепрессивного порядка. Они определяют структуру, соответственно, красоты и свободы, и их общий характер заключается в удовлетворении человека и природы «посредством свободной игры их раскрепощенных возможностей» (с. 150–151).

Для Канта «целесообразность без цели» – форма эстетического представления объекта. Что же привлекает Маркузе в кантовской интерпретации такой формы? Любой объект входит в представление и суждение очищенным от своей полезности, цели, которой он мог бы служить, а также перспективы своей «внутренней» финальности и завершенности. Опыт, в котором объект «дан» таким образом, полностью отличается как от повседневного, так и от научного опыта; все связи между объектом и миром теоретического и практического разума приостанавливаются. В результате этой радикальной перемены отношения к бытию появляется новое качество удовольствия, вызываемого формой, в которой теперь обнаруживает себя объект. Его «чистая форма» предполагает «единство в многообразии», согласование движений и связей, действующих по собственным законам, – чистое проявление его «вот-бытия», его существования. Это – проявление красоты. Воображение и познавательные понятия рассудка приходят в согласие, которое устанавливает гармонию мыслительных способностей как рождающий удовольствие отклик на свободную гармонию эстетического объекта. Строй красоты возникает из строя, управляющего игрой воображения. Этот двойной порядок согласуется с законами, но сами законы свободны: они не навязываются и не принуждают к достижению специфических целей; они – чистая форма самого существования. В результате эстетическая «законосообразность» связывает Природу и Свободу, Удовольствие и Нравственность, Чувство и Разум (с. 155–156) [93].

Маркузе согласен с Кантом в том, что спонтанность в действии познавательных способностей, согласованность которых содержит в себе основание этого удовольствия, делает упомянутое понятие пригодным в качестве посредствующего звена между областью понятия природы и областью понятия свободы в их следствиях, в то время как сама эта спонтанность содействует восприимчивости души к моральному чувству (с. 154–156).