Анжела Мальцева - Введение в философию желания

Следует, далее, различать потребность в удовольствии и желание удовлетворения. Удовлетворение, подобно здоровью, не ощущается, во всяком случае, оно не ощущается так, как удовольствие. Удовлетворение связано с целостностью человека. Удовлетворение – достояние нашего сознания. Потому оно может переживаться бесконечно долго. Как достояние духа, оно – вне времени и вне пространства.

Маркузе прав, говоря, что, репрессируя сексуальный инстинкт, мы наносим вред и телесности, и духовности человека, но он не прав, полагая, что самый отпуск на свободу и одно лишь освобождение сексуальности есть причина перерождения сексуальности в Эрос, а затем в Агапе.

Маркузе напрасно не различает удовольствие и удовлетворение, потребность и желание. Нужно понять то, что устремленность к удовольствию породит скорее зависимость, чем свободу. В романе «Сто лет одиночества» Маркес замечательно показывает, как уничтожает страсть двоих влюбленных, их дом, который они бросили на растерзание термитам, не в силах оторваться друг от друга ни на минуту. Удовольствие как «вещь в себе» скорее требует растворения и уничтожения личности и имени, но только личность может говорить «нет» или «да», т. е. делать выбор и утверждать меру.

Маркузе правильно хочет вывести желание за пределы «генитальной» сферы, но при этом не замечает того, что именно сексуальное желание чувственного полового наслаждения он делает причиной всякого вообще развития человека. Он растягивает «сексуальность» на все остальное (игру, труд, обучение), тогда как нужно «всему остальному» вернуть ту степень значимости, которую искусственно и ошибочно получила в репрессивной цивилизации сексуальность и «генитальная сфера». Сексуальность действительно связана с сильнейшим удовольствием. Но сама особая сила удовольствия образована искусственно, за счет наибольшей оформленности сферы сексуального культурными запретами. Нужно понять, что удовольствие связано не с «генитальной областью», но со свободой, познанием и осознанием себя, которые представлены в детстве синкретично. Сексуальность включена в удовольствие быть свободным, а не наоборот! Свобода «начала» дана нам для того, чтобы, познав ее, мы захотели бы ее и, не удовлетворившись свободой «начала», устремились бы к свободе «конца», свободе цели , или идеальной свободе. Маркузе не видит, что именно репрессивность делает сексуальность и удовлетворение сексуального инстинкта «самым важным делом на свете». Несвободу от репрессивного (политического) строя Маркузе заменяет другой несвободой, родовой. Казалось бы, понимая, что сама важность сексуальной активности человека определяется и обозначается исторически, Маркузе все время впадает в эссенциализм, говоря об абсолютной натуральности стремления человека к чувственному удовольствию. Он не различает сексуальность как знак (культурный артефакт) и бессознательное влечение, половой инстинкт. Нужно отказаться от мысли, что сексуальность целиком дана природой или получаема от природы в готовом виде, а культура затем изменяет ее, освобождая, либо подавляя при этом. Дело не обстоит так, что мы должны реализовать свои желания, иначе нереализованное желание уничтожит культуру и цивилизацию. И не так, что желание противостоит разуму и культуре. Надо понять, что сексуальность подчинена желанию свободы и что желание это удовлетворяется разными путями. Первый путь – путь «индивидуального» желания. Второй путь – путь «личного» желания.

Идея важности индивидуальной эротической удовлетворенности каждогочеловека появляется в эпоху Просвещения, когда срастаются категория индивидуальности , изменившей экономические взаимоотношения между человеком и миром, и категория сексуальности [97]. Желания субъекта понимается здесь как власть потреблять , поощряющую как покупки товаров в местном магазине, так и потребление разнообразной сексуальной продукции, такой, в частности, как порнография. В наше время постмодернистская склонность к признанию и поощрению эротического многообразия отражает всевозрастающий индивидуализм , проводимый в жизнь капиталистической системой, стремящейся постоянно разнообразить рынок через актуализацию самых специфических вкусов. «Индивидуальная свобода существует единственно в рамках разнообразных рынков, где разрушены какие-либо барьеры, что позволяет различным товарам циркулировать с совершенно анархической энергией. В этом новом мире, – пишет Мортон, – желание воспринимается как автономия – не регулируемая и ничем не стесненная» [98](Morton, 1995, р. 370). Д. Уикс добавляет, что радикальный индивидуализм становится доминантой нашей эпохи, а это – весьма противоречивый феномен: «Дискурс выбора есть властный разрушитель старых истин… Но в негативном смысле сексуальная свобода, которая не терпит никаких барьеров на пути сексуального удовлетворения, превращает сексуальное удовольствие в исключительное основание половой этики» [99](Weeks, 1995, р. 28–29).

У Маркузе биологический импульс, будучи отпущенным на свободу, самим этим освобождением превращается в культурный. При этом принцип удовольствия обнаруживает собственную диалектику: «тело как субъект-объект удовольствия требует все большей изощренности организма, усиления его рецептивности, развития чувственности», эротическая цель «сама создает пути своей реализации: упразднение тяжелого труда, улучшение окружающей среды, победа над болезнями и старостью, создание роскоши. Все эти направления деятельности порождаются непосредственно принципом удовольствия и в то же время формируют труд, ассоциирующий индивидов «во все большие единства» свободные от искажающего воздействия принципа производительности, они модифицируют импульс, не уводя его от своей цели» (с. 183). Маркузе считает, что следует сделать целью любой деятельности удовольствие, ведь только цель (удовольствие в случае игры и самосохранение в случае труда) отличает трудовую деятельность от деятельности игровой. Маркузе настаивает на том, что «труд как свободная игра не признает администрирования», не поддается организации и регламентации рациональным порядком. Нерепрессивная сублимация должна, по его мнению, создать свой собственный культурный порядок этой сферы. Маркузе разрабатывает такую концепцию труда, удовольствие от которого не приходило бы извне (предвосхищение вознаграждения), не рождалось бы, как он говорит «осознанием удачности профессионального выбора и доставшегося места, а также своего вклада в функционирование аппарата», но было бы следствием деятельности органов тела и тела как целого, активизирующем эрогенные зоны или эротизирующей тело в целом (с. 184–185).