Александр Фефилов - Феномен языка в философии и лингвистике. Учебное пособие

[Далее представим более дробно некоторые частные синтаксические положения автора, требующие определения или уточнения]

2. Различные формы слова характеризуются сходством в материальной части звучания и различиями в их формальной части.

Например: стекл– и – о, – а, -янный, – ышко в словоформах стекло, стекла, стеклянный, стеклышко .

3. Слова принадлежат одной и той же грамматической категории, например, часть речи – существительному, если они имеют одинаковые грамматические формы и единое «предметное» значение, т. е. значение грамматической предметности.

Например: Что это? – помело, перо, серебро, полотно, сукно, долото, кольцо (ср. род; ед. ч.). Но: стекло (от глагола стекать ); смешно, хорошо, умно , где слова, обладая сходной формой, имеют иные частеречные значения.

4. Грамматическое предметное значение (существительность) следует отличать от семасиологического предметного значения.

Материальная часть слова стекл– называет вещь, которую можно пощупать. "Конечно, не всегда это будет настоящая вещь, которую можно было бы схватить руками. В словах, например, зло, добро вещественные части зл– и добр– обозначают не вещи, а качества. Но все-таки и тут они обозначают главное в нашей мысли, обозначают то, о чем мы думаем, и притом нечто все-таки связанное с вещами : всякому сразу ясно, от каких вещей взяты эти зл – и добр- ". Они «обозначают предметы, несмотря на то, что корень у них непредметный». В данной аргументации автора, конечно, имеются определенные противоречия, связанные с нечетким разделением двух типов «вещественных значений», что часто случается при использовании омонимических метаязыковых терминов. Если это то, о чем мы думаем , то это предмет мысли. Связь с вещами – это связь с предметами, которые они могут характеризовать (существительные зло, добро ассоциируют слова, от которых они образовались – злой, добрый , а значит и «вещественные» слова, с которыми они сочетаются, ср. человек, мужчина ). Вряд ли можно согласиться с тем, что зло и добро называются вещественными именами в семасиологическом отношении по опосредованной ассоциации с предметными именами. Однако в других местах Синтаксиса автор дифференцирует грамматические вещественные значения и семасиологические вещественные значения менее противоречиво, ср.: "Анализируя образ, возникающий в нас при слове чернота , мы находим в нем черту двойственности: с одной стороны, логическая его природа не может не мыслиться нами, мы не можем не знать, даже и в процессе речи, что черноты отдельно не существует; с другой стороны, мы все-таки мыслим ее отдельно.

Признакпредмета сам представлен здесь как предмет. Это величайшее противоречие, величайшая алогичность, величайшая иррациональность языка не учитывается теми учеными, которые, как мы уже упоминали, отказываются признать в таких словах предметность. Логически они рассуждают совершенно правильно: раз чернота признак, то она не может быть предметом. Но это не есть языковой подход к делу. С языковой , в частности грамматической точки зрения, т. е. с точки зрения деления слова по звукам и значению на ряд разнородных величин, дело обстоит, в сущности, необыкновенно просто: если существуют аффиксы со значением того или иного разряда предметов, обладающих признаком, выраженным в основе ( чернец, храбрец, подлец и т. д., черника, земляника, костяника и т. д.), то почему не быть таким аффиксам, которые имеют самое общее значение в этом смысле, т. е. обозначают предметы вообще ? Если мы признаем, что – ец в слове чернец обозначает „черного человека", – ыш в слове черныш – черную птицу, – ик – в слове черника – черную ягоду и т. д., то почему не признать, что – от – в слове чернота обозначает просто что-то черное? Вот это „ что-то« и будет предметность».

Итак, согласно автору, имеются слова ( чернец, черника ), обнаруживающие связь семасиологического показателя с языковым маркером ( черн+ец; черн+ика ). Благодаря этой связи у данных слов формируется частеречное значение грамматической предметности и семасиологическое значение предметности, что можно представить в следующей структуре: ПРИЗНАК+СУФФИКС (СО ЗНАЧЕНИЕМ ГРАММАТИЧЕСКОЙ ПРЕДМЕТНОСТИ) = СЛОВО В ЗНАЧЕНИИ ГРАММАТИЧЕСКОЙ И СЕМАСИОЛОГИЧЕСКОЙ ПРЕДМЕТНОСТИ. Здесь, несмотря на признаковость основы, оба предметные значения слова формируют в мысли представление предмета. Грамматическая и семасиологическая предметности, как бы объединяясь, усиливают данное представление. Можно сказать – предмет показан в перспективе своего признака. И обозначен он именем существительным, т. е. словом в значении грамматической предметности. Можно продолжить интерпретацию – грамматическая предметность семантизирована здесь реально-онтологической предметностью.

Для объяснения феномена слов типа чернота ( черн+от+а ) автор по сути выстраивает еще одну структуру: ПРИЗНАК+СУФФИКС = СЛОВО В ЗНАЧЕНИИ ГРАММАТИЧЕСКОЙ ПРЕДМЕТНОСТИ И СЕМАСИОЛОГИЧЕСКОЙ ПРИЗНАКОВОСТИ. Исходя из этого, он делает вывод о том, что суффикс, участвующий в структуризации слова, может придавать слову значение грамматической предметности сам по себе, несмотря на «двойственность» представления – даже когда ему противодействует неоднородное семасиологическое значение, в результате чего в сознании формируется представление предметности. Можно сказать, что здесь побеждает формальное (суффиксальное) значение предметности. Оно подавляет реально-онтологическую (или семасиологическую в терминологии А. М. Пешковского) признаковость – чернота мыслиться как что-то предметное. Правда, сам автор не говорит о взаимодействии проинтерпретированных значений. Более того, он категоричен в этом вопросе. По его мнению, все, что касается логического анализа, не должно интересовать языковеда. Проблема грамматической предметности остается открытой, ср.: «Можно задаться вопросом: почему язык обладает таким свойством опредмечивать все непредметное? Как могла возникнуть такая способность в языке? Определенного ответа на этот вопрос мы никогда не получим…».

Таким образом, следует отличать грамматическую вещественность (существительность) от обозначаемой словом вещи, качества, отношения, т. е. от того, что современная лингвистика относит к лексическому значению. Однако характер взаимодействия грамматического и лексического еще ждет научного освещения.

5. Слова могут иметь одинаковое вещественное значение в своей материальной основе, но относиться к разным грамматическим формам.