Йоран Терборн - Города власти. Город, нация, народ, глобальность

Эгалитарный момент Южной Америки, который пришелся на период 2002–2012 гг., когда там произошел поворот от неэгалитарных тенденций, проникающих из остального мира [395], нашел точное этнорасовое выражение в бразильской программе Bolsa Familia, а также в образовательных программах и народных «миссиях» венесуэльского правительства Чавеса. Во все более поляризующейся политике Бразилии и Венесуэлы 2015 и 2016 гг. этническое разделение стало особенно заметным в уличных демонстрациях и манифестациях – преимущественно белых, когда это были правые манифестации, и все более цветных, когда манифестации были левыми.

Боливия, как и Южная Африка, полностью отказалась от колонистской государственности. В конституции 2009 г. Боливия была определена как «многонациональное государство» с рядом коллективных прав, предоставленных индейским общинам. Преобразование глубоко неэгалитарной формальной демократии, в истории которой была и классовая революция (в 1952 г.) под предводительством метисов, в преимущественно индейскую многонациональную демократию не было, в отличие от уничтожения апартеида, следствием резкого толчка, хотя оно и подгонялось масштабными протестными движениями в городах против приватизации коммунальных услуг, таких как газ и водоснабжение, которые решающим образом сказались на президентских выборах. Однако в плане сокращения экономического неравенства новая Боливия оказалась намного более радикальной и успешной, чем демократическая Южная Африка [396].

В урбанистическом плане новые свободы иллюстрируются профинансированным государством фуникулерным сообщением (действующим с 2014 г.) между индейским городом Эль-Альто («Высота»; город находится на высоте 4000 м над уровнем моря) и столицей колонистов Ла-Пас, находящейся на несколько сотен метров ниже. В Ла-Пасе всегда были торговки индейского происхождения, и я не увидел никаких больших перемен в столице. Отсветы десятилетия 5-процентного экономического роста более заметны в Ла-Пасе, тогда как Эль-Альто по-прежнему воспринимал себя в качестве бедного города, жертвы коррумпированного муниципального правительства – вплоть до 2015 г., когда излишне строгий в своем бюрократизме мэр не был переизбран, а позже оказался в тюрьме.

Индейские протестные движения и претензии, выдвинутые ими колонистским государствам, приобрели вес в значительной части Латинской Америки, от Чили и Гватемалы до Чьяпаса в Мексике, а также в северных США и Канаде. Борьба, которую ведут индейцы, всегда была трудной и часто подавлялась. Их манифестации и демонстрации прокатились по нескольким столицам, в частности Кито и Ла-Пасе, но сами их движения носят преимущественно сельский характер.

В Бразилии и городе Бразилиа расовая реабилитация играла меньшую роль, даже в сравнении с Оттавой, Канберрой и Веллингтоном, хотя Оскара Нимейера и просили построить индейский музей в Бразилиа. Бразилия, крупнейший импортер рабов в обеих Америках, все еще не имеет собственного музея рабства, но в период правления Лулы в Сан-Паулу был открыт Музей афробразильской истории. Правительства Рабочей партии президентов Лулы и Дилмы признали в конечном счете расовую дискриминацию в качестве общественной проблемы, а решать ее предложили прежде всего за счет введения позитивной дискриминации в высшем образовании. Несмотря на национальный миф о «расовой демократии» (Жильберто Фрейре), бразильская политическая элита по-прежнему придерживается намного более эксклюзивной в расовом отношении позиции, чем элита США [397].

Народная городская реформа

Во многих столицах колонистского мира были левоцентристские или независимые прогрессивные городские правительства, даже в таком арьергарде социального прогресса, как Центральная Америка: например, в Сан-Сальвадоре [398]. Однако за прошедшее столетие существования рабочего класса ни в одной столице не было базы организованного труда, подходящей для муниципального социализма классического европейского типа [399]. Хотя в латиноамериканской городской политике имелись популистские оттенки, которые даже задали тон и повестку мегаполиса Каракас во времена Уго Чавеса, успешная городская политика, ориентированная на народные массы, чаще оказывалась именно народной, а не популистской. То есть она определялась не радикальной риторикой харизматического лидера, выступающего против истеблишмента, и не классовым движением европейского типа, а свободной коалицией различных социальных сил за пределами национального истеблишмента, начиная с некоторых секторов среднего класса и заканчивая рабочими и фрилансерами в обширной «неформальной» экономике.

В политическом плане наиболее успешными из левых городских правительств, проводивших реформы, оказались правительства Широкого фронта в уругвайском Монтевидео, которые правили с 1990 г., проложив путь выборам президента от Широкого фронта в 2005 г., причем в Монтевидео они правят до сих пор. Честность, эффективность и умеренность – вот характеристики правительств Фронта как в городе, так и на национальном уровне. В этот период были расширены и усовершенствованы коммунальные и городские услуги – уличное освещение, сбор мусора, детские сады [400].

Фронт, как указывает само его название, является разнородной коалицией, пребывающей в постоянном диалоге, но управляется он твердо – видными (но не склонными к риторике) лидерами, включая вкрадчивого Табаре Васкеса, похожего на семейного доктора, первого мэра Монтевидео и первого и третьего президента страны, или бывшего партизана, добродушного Пепе Мухику, второго президента страны. Мухика подавал францисканский пример личной скромности и простоты в повседневной жизни, однако его правительство воздержалось от радикальных программ равенства, хотя страна и участвовала в южноамериканском эгалитарном движении. Через десять лет после национального правительства Широкого фронта Уругвай все еще остается более неравным в экономическом отношении, чем любая европейская страна [401].

Наиболее амбициозным и последовательным столичным правительством реформистского типа стало правительство Мехико, которым с 2000 по 2006 г. руководил Андрес Мануэль Лопес Обрадор (АМЛО), что стало кульминацией истории прогрессивного городского правительства, действующего с 1998 г. (при постоянном неолиберальном правлении на национальном уровне). Два замечательных городских чиновника (в городе, чье население равно населениям трех Скандинавских стран вместе взятых), заместитель мэра по здоровью Аса Кристина Лаурель и заместитель по общественным проблемам Ракель Соса, взяли курс на систему всеобщих социальных прав европейского типа.