Йоран Терборн - Города власти. Город, нация, народ, глобальность

И в Камеруне потерпевшая поражение вооруженная борьба за независимость, которую вел Союз народов Камеруна в 1950-х и 1960-х годах, была реабилитирована в 1990-х годах. Другие случаи были более двусмысленными по своему социальному значению, поскольку те, кто ранее не был признан, принадлежали к доколониальным элитам, например Дж. Б. Данкуах, потомок местных королей, выросший в Гане времен после Нкрумы, или Мохаммад Хатта, который теперь занимает место в индонезийской иконографии наравне с Сукарно.

В конечном счете признание иных голосов национальной истории еще не составляет народного момента. То же самое относится к подъему новых социальных сил, проникающих во власть, примеры чего легко найти в бывших колониальных странах. К ним можно отнести подъем «неприкасаемых» в Индии.

Однако было также по крайней мере два важных недавних примера городских изменений народного типа: в Джакарте в период 2012–2014 гг. и в Дели в 2014 г. и, после некоторого спада, начиная с 2015 г. Это важные моменты городской реформы, в которых стоит отметить сходство с Латинской Америкой, хотя это совершенно разные политические контексты с разной социальной динамикой. И в Джакарте, и в Дели, как и в Монтевидео с Мехико, мы имеем дело с неэлитарными мэрами-реформаторами, избранными простонародьем и отдельными сегментами среднего класса. Речь идет о Джоко Видодо (известен также как Джокови) из Джакарты и Арвинде Кеджривале из Дели.

Джокови был не слишком успешным предпринимателем, не входящим в политический истеблишмент, а для Джакарты – аутсайдером, но до этого он был очень популярным мэром-реформатором в другом важном яванском городе, Суракарте (или Соло). Он избрался губернатором Джакарты, выиграв у тогдашнего губернатора в качестве известного и успешного реформатора, привлекшего голоса избирателей как из среднего класса, так и из народа, но также нашел определенных сторонников в глубинах сложной партийной политики Индонезии. Придя к власти, Джокови ввел медицинское страхование, поддержку для бедных студентов, прозрачную меритократическую систему найма городских чиновников и программу развития общественного транспорта, которая должна была решить общеизвестную проблему пробок в Джакарте (но не добилась большого успеха). Также он применял популистский стиль правления, постоянно посещая народные районы и часто общаясь с простыми людьми. Его двухлетний срок на посту губернатора мегаполиса оказался довольно успешным: удержавшись на плаву благодаря значительным финансовым полномочиям, он выиграл президентские выборы 2014 г. Его соратники продолжили управлять городом, однако теперь у них почти не было народной поддержки. Следующий губернатор тоже придерживался народного стиля, но, будучи по происхождению христианином и китайцем, стал предметом нападок исламистов. Новые выборы были назначены на февраль 2017 г.

Современный главный министр Дели Арвинд Кеджривал – бывший налоговик, которому надоела всеобщая индийская коррупция. Его первоначальной базой стало антикоррупционное движение, организованное по принципам Ганди под руководством выдающегося лидера Анна Хазаре, который сомневался в том, следует ли поддерживать вступление Кеджривала в электоральную политику. Триумф Кеджривала, особенно первая его победа в декабре 2013 г., был обусловлен коалиционной политикой, которая, возможно, составляет одну из наиболее реалистичных левых стратегий XXI в. У нее было два основания: неприязнь среднего класса к политической и бюрократической коррупции и бедняки, требовавшие уважения и общественной поддержки. Движение Хазаре обнажило недовольство среднего класса коррупцией. Ассоциация водителей-рикш, насчитывающая 80 тыс. членов, стала ядром народной мобилизации. Ее требования были сосредоточены на уважении и прекращении полицейского произвола. Однако главными вопросами широкой народной мобилизации явились бесплатные электричество и водоснабжение (в определенных квотах) для бедных. Партия простого человека Кеджривала, выступившая против относительно прогрессивной и лишь относительно коррумпированной – по индийским стандартам – администрации Индийского национального конгресса, завоевала как голоса богатейших избирателей Дели (бывшего колониального Нью-Дели), так и голоса так называемых низших каст.

Управление Дели оказалось непростой задачей. В начале 2014 г. Кеджривал подал в отставку, поскольку не смог провести через городской совет свою антикоррупционную программу. Между Кеджривалом и некоторыми видными интеллектуалами из его партии имел место какой-то конфликт с неясным содержанием, результатом которого стало изгнание этих интеллектуалов из партии. Однако обещания бедным были, судя по всему, выполнены. Теперь они получают базовую квоту электричества и воды бесплатно [406].

Реактивная модернизация сверху и антимодернизм снизу

Модернизация сверху с ее унаследованным элитизмом не только по природе своей ненародна, но еще и очевидно склонна провоцировать народный антимодернистский отпор снизу. Наиболее драматичным и значимым примером стала Исламская революция в Тегеране 1979 г. Конечно, у простонародья Тегерана были убедительные и вполне рациональные социальные причины подняться против «современного» города шаха, в котором 80 % городского бюджета уходило в привилегированную северную часть [407]. На первой фазе революции в ней действительно принимали участие подлинные народно-прогрессивные силы. Однако ситуация развернулась против них, а решающим фактором стала расчетливая безжалостность аятоллы Хомейни.

Народный антимодернизм успешнее всего провоцировался в религиозном контексте, и наиболее способными к этому оказались воинствующие религии спасения – христианство и ислам. В Европе модернизм возник снизу, и христианская народная реакция вряд ли играла где-то заметную роль. Однако она все же существовала во времена Французской революции и других национальных революций и войн того времени – во французской Вандее, в крестьянской мобилизации против голландской Батавской республики (мобилизации, изображенной со всем почтением к ней Константином Менье) и даже в борьбе на стороне неаполитанских Бурбонов (и, разумеется, Бога) против итальянских националистов XIX в. Османским султанам регулярно мешало проводить реформы разгневанное стамбульское простонародье, и то же относится к королю Аманулле в Кабуле в 1929 г. Спустя 50 лет афганские коммунисты столкнулись с похожей народной реакцией. «Подумай только, эти коммунисты хотят, чтобы я отправил дочерей в школу», – сказал один афганский племенной вождь моему индийскому другу [408].

В Японии не было клира, представляющего религию спасения, который мог бы внушить народу реакционные настроения, а сиамские буддисты были слишком привязаны к монархии, чтобы пойти на такой шаг. Также там не было какого-то особенно выраженного прогрессивного народного фактора. Можно сказать, что в Японии на самом деле был народный момент – в самые первые годы послевоенной американской оккупации, с благонамеренными сторонниками «Нового курса» и говорящей по-японски феминисткой [409]в составе штаба генерала Макартура, которой удалось включить права женщин в японскую конституцию. Однако после опустошительных американских бомбардировок, разбора обломков и кое-какого ремонта возникли чрезвычайно сложные городские задачи. А потом разразилась холодная война, и все народное стало «коммунистическим».