Фридрих Энгельс - Положение рабочего класса в Англии. По собственным наблюдениям и достоверным источникам

Обратимся теперь к другой стороне фабричной системы, последствия которой труднее устранить посредством законодательного вмешательства, чем обусловливаемые этой системой болезни. Мы уже говорили в общем о характере работы на фабрике и говорили достаточно исчерпывающе, чтобы из сказанного можно было сделать дальнейшие выводы. Наблюдать за машиной, связывать оборвавшуюся нить — это не такая деятельность, которая может занять ум рабочего, но в то же время она такого свойства, что мешает ему думать о другом. Мы видели также, что труд этот не требует напряжения мускулов, не даёт простора физической деятельности. Таким образом, это не настоящий труд, а сплошное однообразие — самое убийственное, самое утомительное, что только можно придумать. Фабричный рабочий осуждён губить в этом однообразии все свои физические и духовные силы; его призвание — с восьмилетнего возраста томиться от скуки целыми днями. К тому же ему нельзя отвлечься ни на одну минуту: паровая машина работает целый день, колёса, ремни и веретёна непрерывно гудят и стучат у него над ухом, и если он хочет хоть минуту передохнуть, у него за спиной немедленно появляется надсмотрщик со штрафной книгой. Неумолимая необходимость — заживо похоронить себя на фабрике, неотрывно следить за неутомимой машиной, является тягчайшей пыткой для рабочих. Она действует самым отупляющим и ослабляющим образом как на тело, так и на душу рабочего. Действительно, трудно придумать что–либо более отупляющее, чем фабричный труд, и если тем не менее фабричные рабочие не только сохранили рассудок, но даже развили его больше, чем остальные, они смогли это сделать, только восставая против своей судьбы и против буржуазии; это было единственное чувство, единственная мысль, которые не оставляли их и во время работы. Рабочие, у которых это негодование против буржуазии не становится преобладающим чувством, неизбежно обречены на пьянство и вообще на всё то, что обычно называют деморализацией. Одного упадка физических сил и вызываемых фабричной системой болезней достаточно, по мнению члена официальной комиссии Хокинса, для того чтобы сделать неизбежной деморализацию. Но тем более она должна быть неизбежной, если сюда присоединяются ещё упадок духовных сил и все те перечисленные выше обстоятельства, которые влияют деморализующим образом на каждого рабочего! Поэтому нет ничего удивительного и в том, что именно в фабричных городах пьянство и разврат достигли размеров, описанных нами выше [61].

Дальше. Цепи рабства, которыми буржуазия сковала пролетариат, нигде не выступают так ясно, как в фабричной системе. Здесь исчезает юридически и фактически всякая свобода. В половине шестого утра рабочий должен быть на фабрике. Если он опаздывает на несколько минут, его ждёт штраф, а если он опаздывает на десять минут, его уже не пропускают, пока не кончится перерыв на завтрак, и он теряет заработную плату за четверть дня (хотя он не работал только 2½ часа из двенадцатичасового рабочего дня). Он должен есть, пить и спать по команде. Для удовлетворения самых насущных потребностей ему даётся лишь минимально необходимое время. Фабриканту нет дела до того, живёт ли рабочий на расстоянии получаса ходьбы от фабрики или целого часа. Деспотический колокол отрывает его от сна, от завтрака, от обеда.

А что делается на самой фабрике? Здесь фабрикант — абсолютный законодатель. Он издаёт фабричные правила, как ему заблагорассудится; он изменяет и дополняет свой кодекс, как ему вздумается; и хотя бы он внёс в этот кодекс полную бессмыслицу, суды говорят рабочему:

«Вы же сами себе хозяева, не надо было заключать такой договор, если вам это не нравилось; теперь же, поскольку вы добровольно его заключили, вы обязаны его выполнять».

Так рабочий ко всему ещё должен терпеть издевательства мирового судьи, который сам принадлежит к буржуазии, и издевательства закона, изданного той же буржуазией. Такие решения судей довольно частое явление. В октябре 1844 г. рабочие на фабрике Кенниди в Манчестере забастовали. Фабрикант подал на них жалобу, ссылаясь на вывешенное на фабрике правило, что более двух человек из одной мастерской не имеют права сразу отказаться от работы! Судья признал правоту фабриканта, а рабочим дал вышеприведённый ответ («Manchester Guardian», 30 октября). Каковы бывают фабричные правила — судите сами: 1) ворота фабрики закрываются через десять минут после начала работы, и до завтрака никто не впускается; отсутствовавший в это время платит по 3 пенса штрафа с каждого обслуживаемого им станка; 2) в остальное время ткач (при механическом станке), не оказавшийся на месте, пока машина была на ходу, платит 3 пенса штрафа за каждый час с каждого находящегося под его наблюдением станка; кто в рабочее время отлучился из мастерской без разрешения надсмотрщика, тоже платит штраф в 3 пенса; 3) ткач, не имеющий при себе ножниц, платит 1 пенни штрафа за день; 4) ткач платит за все сломанные челноки, щётки, маслёнки, колёса, за все разбитые окна и т. п.; 5) ткач не может бросить работы, не предупредив об этом за неделю вперёд ; фабрикант может без предупреждения рассчитать любого рабочего за плохую работу или неподобающее поведение; 6) рабочий, уличённый в том, что он разговаривал, пел или свистел , платит 6 пенсов штрафа; кто во время работы отошёл от своего рабочего места, тоже платит 6 пенсов штрафа [62]. — У меня под рукой есть ещё другой образец фабричных правил, по которым с опоздавшего на три минуты удерживается плата за четверть часа, а с опоздавшего на двадцать минут — плата за четверть рабочего дня; кто отсутствовал до самого завтрака, платит по понедельникам 1 шиллинг, а в остальные дни по 6 пенсов штрафа и т. д. Таковы правила, принятые на предприятии Феникс на Джерси–стрит в Манчестере. — Мне возразят, что такого рода правила необходимы для обеспечения на крупной благоустроенной фабрике должной согласованности различных манипуляций, что такая строгая дисциплина здесь не менее необходима, чем в армии. Пусть так, отвечу я, но что же это за социальный строй, который без такой позорной тирании не может существовать? Одно из двух: или цель оправдывает средства, или низменность средств доказывает низменность цели. Кто был солдатом, тот знает, что значит хотя бы короткое время подчиняться военной дисциплине. А эти рабочие обречены на то, чтобы с девятилетнего возраста до самой смерти физически и духовно жить под палкой. Они в большей степени рабы, чем чернокожие в Америке, потому что они находятся под более строгим надзором. И при всём том от них ещё требуют, чтобы они жили, мыслили и чувствовали по–человечески! Воистину они могут прийти к этому только через самую жгучую ненависть к своим угнетателям и к тому порядку вещей, который низводит их до такого положения и превращает их в машины! Но, пожалуй, ещё более позорно то, что по всеобщему свидетельству рабочих многие фабриканты с самой бессердечной строгостью взыскивают с рабочих наложенные на них денежные штрафы, чтобы увеличить свою прибыль за счёт грошей, вырванных у неимущих пролетариев. По утверждению Лича, рабочие, приходя на фабрику утром, нередко обнаруживают, что фабричные часы передвинуты на четверть часа вперёд, вследствие чего двери оказываются закрытыми и конторщик со штрафной книгой уже обходит мастерские, записывая огромное число отсутствующих. Лич однажды сам насчитал 95 рабочих, стоявших перед запертыми воротами фабрики; на этой фабрике часы вечером отставали на четверть часа, а утром уходили на четверть часа вперёд по сравнению с городскими часами. Такие же случаи изложены и в фабричном отчёте. На одной фабрике часы во время работы передвигались назад, так что работа продолжалась дольше положенного времени, но рабочие ничего за это не получали. На другой фабрике просто работали лишние четверть часа. На третьей фабрике имелись обыкновенные часы и машинные часы, показывающие число оборотов главного вала; если вал вращался медленно, то работа велась по машинным часам и продолжалась до тех пор, пока не было сделано число оборотов, соответствующее по расчётам двенадцати часам. Если же работа шла бойко и рассчитанное число оборотов совершалось в меньший срок, рабочие всё равно должны были отработать полные двенадцать часов. Свидетель добавляет, что он знал некоторых девушек, которые имели хороший заработок и сверхурочные работы и всё же предпочли проституцию этой тирании (приведено Дринкуотером, документы, стр.80). — Вернёмся, однако, к денежным штрафам. Лич рассказывает, что ему не раз случалось видеть, как женщины в последнем периоде беременности подвергались штрафу в 6 пенсов за то, что они на минуту присаживались во время работы. — Штрафы за плохую работу совсем произвольны. Товар осматривается на складе, и заведующий складом записывает штрафы, даже не вызывая рабочего ; последний узнаёт о том, что его оштрафовали, лишь когда надсмотрщик уплачивает ему заработную плату, а товар, возможно, уже продан или во всяком случае убран. Лич ссылается на такой список штрафов, общей длиной в десять футов, итог которого составляет 35 ф. ст. 17 шилл. 10 пенсов. По словам Лича, на фабрике, где составлялся этот список, новый заведующий складом был уволен за то, что недостаточно штрафовал и этим еженедельно уменьшал доход фабриканта на 5 ф. ст. (34 талера). («Неопровержимые факты», стр.13—17.) Повторяю ещё раз, что я считаю Лича человеком вполне заслуживающим доверия и не способным на ложь.