Владимир Бушин - Спасатели и гробовщики Владимира Путина

А что до ума, то даже когда человек с державного лобного места порет несусветную чушь, вроде той, например, что Ленин развалил Советский Союз, или что Сталин истребил крестьянство, или что в Советском Союзе для внешней торговли не было ничего, кроме галош, — даже в этих комических случаях никто не скажет вслух: «Парень совсем сбрендил». Мало того, Ирина Яровая, Никита Михалков или Жириновский с замиранием сердца могут прошептать: «Ваше превосходительство, извините за дерзость, но это та именно суровая правда, без которой невозможно жить. Спасибо!».

Граждан любого государства больше всего должен интересовать ум его руководителей, в первую очередь — самого главы государства. В. Путин вот уже больше двадцати лет на вершине власти, да еще лет пять был совсем рядом с ней, и только недавно мне довелось услышать публично высказанные суждения о его уме двух известных людей. Живущий в Ленинграде коммунист Юрий Белов, известный историк, политолог и литературный критик на страницах «Правды» писал: «Путин умен. Очень умен!». А беглый коммунист и антисоветчик Михаил Полторанин, ельцинский вице-премьер и сподвижник, в недавнем интервью решительно заявил, что Путин глуп. Ну, мы пока оставим без рассмотрения этот интересный диссонанс, а подумаем о природе стыда и совести, о возможности воззвать к ним как к аргументам.

Когда-то человека, совершившего какой-то недостойный, стыдный поступок, могли упрекать и упрекали: «Как ты мог это сделать? Ты же советский человек!». Или: «Ты же член партии!». Или: «Как ты посмотришь в глаза товарищам по работе!». Да, так было, это не выдумка. Но можно ли ныне представить упреки вроде бы такого же рода: «Как ты мог! Ты же гражданин новой России, великой либеральной державы!». Или: «Ты же член партии «Единая Россия»!». Или: «Как ты посмотришь теперь в глаза Чубайсу и Рабиновичу, товарищам по разбою?!». Известно, что во время войны некоторые беспартийные солдаты перед боем писали заявления: «Прошу считать меня членом партии Ленина-Сталина» (или просто — коммунистом). И шли в бой, и не всегда возвращались. И их считали коммунистами… Мыслимо ли вообразить, чтобы сейчас в подобной ситуации кто-то написал бы: «Прошу считать меня членом партии Медведева-Володина»? (К слову сказать, ВЦИОМ сообщил, что ее рейтинг скатился до 28 %.)

Однако, несмотря на крайне обедневшие возможности будить стыд, взывать к совести, и сейчас в иных случаях можно все-таки воззвать к чему-то для многих дорогому и незабытому, — например, к национальности человека: «Как ты мог? Ты же русский человек!». Или: «Ты же татарин!», «Ты же еврей!»…

Говорят, что когда в 1931 году Мандельштам прочитал Пастернаку свой гнусный стишок о Сталине, Борис Леонидович именно так воскликнул: «Как он мог! Он же еврей!». А в интернете можно прочитать вот что: «Мандельштам прочел Пастернаку про «кремлевского горца». Выслушав, тот сказал: «То, что вы мне прочли, не имеет никакого отношения к литературе, поэзии. Это не литературный факт, но акт самоубийства, который я не одобряю и в котором не хочу принимать участия. Вы мне ничего не читали, я ничего не слышал, и прошу вас не читать их никому другому»».

Надо полагать, если Пастернак действительно воскликнул «Он же еврей!», то имел в виду при этом то обстоятельство, что ведь после революции от Советской власти евреи получили больше других: была при царизме «черта оседлости» — если бы ее не уничтожила Февральская революция, то, несомненно, это сделала бы советская власть; была для евреев процентная норма при поступлении в гимназии и вузы, что как раз испытал на себе Боря Пастернак, — советская власть ликвидировала ее; при царе даже таким знаменитым евреям как художник Левитан приходилось нелегально жить в Москве — при Сталине смешно было и подумать о чем-то подобном; наконец Мандельштам, как и другие образованные евреи, мог знать ответ Сталина на запрос Еврейского телеграфного агентства в Америке об антисемитизме. Он тогда напомнил, как сурово карает антисемитизм советский закон. Ответ был дан еще в 1931 году.

И вот при всем этом человек пишет и охотно читает собратьям по перу оскорбительный стишок о человеке, олицетворяющем советскую власть. Вполне естественно изумление и возмущение Пастернака, для которого Сталин был «ростом с шар земной». Да ведь и сам Мандельштам потом понял, какую непотребщину придумал, если через несколько лет сочинил оду Сталину.

А упомянутый в заголовке этой статьи Хавкин Борис Львович решил превзойти несчастного Мандельштама с его забытой выходкой. Узнав о его деянии, я заглянул в интернет. Оказывается, он доктор наук, профессор Академии военных наук и Историко-архивного института, а также сотрудник Института всеобщей истории Академии наук. Одного места службы ему мало, в трех каретах по науке едет. На экране мелькнули слова: «Хавкин…. Солженицын… мерзавцы…».

Но что же предпринял тот, кого там именуют? На радио «Эхо Москвы» в передаче из цикла «Цена победы» ведущий спросил Хавкина как специалиста по истории Германии ХХ века, чем объяснить, что немцы яростно сопротивлялись даже и тогда, когда всем было очевидно, что вот-вот полный разгром, конец гитлеровской Германии, капут.

Его, ведущего по имени Владимир Рыжков, вроде бы русского человека, не интересует, как так, что многие крупные политики и военные специалисты того времени, в том числе военный министр США Генри Стимсон и сам Гитлер, его генералы были уверены, что Советский Союз будет разбит и повержен в два-три месяца, и действительно, дела наши были очень плохи, немцы дошли до Москвы, потом — до Волги… Казалось бы, надо просить мира, сдаваться, а советский народ, его армия, обливаясь потом и кровью, все стояли и стояли, а когда всем стало очевидно, что вот-вот конец, Красная Армия перешла в наступление и гнала оккупантов до самого Берлина. Это ж чудо! Но советско-русские чудеса хавкиных-рыжковых не интересуют, их жжет любопытство: почему немцы до самого Рейхстага так яростно сопротивлялись?

Впрочем, сопротивлялись-то далеко не все даже среди тех, кому это решительно полагалось по должности и званию. Иные, предчувствуя развязку и зная свою персональную ответственность за все, что немцы натворили, предпочли не просто дезертировать, а вообще исчезнуть, т. е. дезертировать на тот свет.

Кажется, первым еще 15 ноября 1941 года, видя, что блиц-криг не состоялся, и понимая, что впереди — неминуемое поражение, застрелился генерал-полковник Эрнст Удет. Вполне возможно, что последней каплей, переполнившей чашу смертельного ужаса генерала перед будущим, были слова Сталина, сказанные за девять дней до этого в докладе о 24-й годовщине Октябрьской революции: «Немецкие захватчики хотят иметь истребительную войну с народами СССР. Что ж, если немцы хотят иметь истребительную войну, они ее получат». И эти слова были встречены бурными аплодисментами участниками торжественного заседания. А ведь они прозвучали в подземелье, на станции метро «Маяковская». Казалось бы, вот куда загнали… Но какая сила, уверенность, спокойствие в его словах! А на другой день — этот кошмарный парад на Красной площади… Генерал Удет не мог вынести…