Вадим Поляковский - Иллюзии свобод и горькая действительность

Последнее, что помнит Абдель Карим,— его заперли в маленькую камеру, а потом напустили в нее какой-то газ через глазок в двери.

— Я закашлялся. Из носа и глаз потекло. Все поплыло... •

С этого момента его воспоминания фрагментарны и запутанны.

Корреспонденты «Санди таймс» установили, что в конце ноября, например, он провел неделю в главной израильской тюремной больнице в Рамлехе. Он говорит, что не помнит этого. Далее, 12 декабря, как утверждает его жена Ниджми, она и их 12-летний сын имели с ним свидание в Хеброне, причем Абдель Карим не узнал сына. Он говорит, что не помнит и этого эпизода.

Беседы с другими лицами помогли корреспондентам английской газеты разобраться в рассказе Абдель Карима. 14 ноября его адвокат Фелиция Лангер и ее секретарь Абед эль-Асали посетили Абдель Карима в хевронской тюрьме. Лангер следующим образом описывает это посещение:

— Его вынесли ко мне другие заключенные, поскольку сам он не мог ходить... Он выглядел очень плохо, лицо было совершенно желтым... Все время он показывал на свои ребра и говорил, что не может дышать. Один из заключенных сказал нам, что ребра сломали во время допроса... Абдель Карим заявил нам, что его пытали электричеством, и, говоря об этом, страшно задрожал... Казалось, что его тело бьется в конвульсиях... Он не помнил, сколько ему лет, где родился и где жил, не помнил, есть ли у него дети. Во время нашей беседы упомянул, что у него на глазах избили его жену, но тут же прекратил об этом говорить. Казалось, он живет в ином мире.

«Мы беседовали с шестью юристами — двумя израильтянами и четырьмя палестинцами, регулярно выступающими в военных судах, где они защищают тех, кого обвиняют «в действиях против безопасности Израиля,— говорится в статье.— Имена адвокатов — Фелиция Лангер, Леа Цемел, Васфи О. Масри, Антон Джасер, Элмас Хури и Файез абу-Рахмех. Они единодушно считают, что трибуналы сознательно покрывают и утаивают факты применения пыток израильской разведкой и службой безопасности. Механизм, которым при этом пользуются, по-своему «хитроумен»: большинство приговоров основано на признаниях обвиняемых, но большинство признаний, по убеждению юристов, получено благодаря жестокому обращению или пытке».

Далее специальные корреспонденты «Санди таймс» приводят другие примеры пыток заключенных. Один из них — Гассан Харб —37-летний представитель палестинской интеллигенции, журналист из Рамаллаха. В ночь с 21 на 22 апреля 1974 г. он вместе со своей женой гостил в доме тестя. Вскоре после полуночи их разбудили шесть израильских солдат и два человека в штатском. Один из них велел Харбу одеться. На Харба надели наручники, завязали глаза и втолкнули в машину, которая доставила его в тюрьму. В течение двух с половиной лет Харба продержали в тюрьме без суда.

Когда о его деле рассказали в 1976 г. в ООН, представитель Израиля Яков Дорон отрицал его как «типичную историю о зверствах, распространяемую против израильской администрации определенными элементами». 18 января 1977 г. Харб был освобожден и отправлен домой. Корреспонденты «Санди таймс» встретились с ним. Вот суть его истории.

В первые 50 дней с ним ничего не случилось. Когда его привезли в тюрьму, он получил несколько тумаков и, находясь все еще с завязанными глазами, слышал, как то же самое проделывали с другими.

На 51-й день ему опять завязали глаза и куда-то повезли. Привели в комнату и сняли мешок и повязку. Человек в гражданской одежде обратился к нему по-арабски:

— Знаешь, где ты находишься?

— Нет,— сказал Харб.

— В Каср-ан-Нигая.

Это название тюрьмы в Багдаде, столице Ирака. Харб понимал, что он не в Ираке. Но он знал, что Каср-ан-Нигая по-арабски означает «дворец конца», и понял, что имеет в виду его собеседник. Харб узнал, что он арестован по подозрению в причастности к вооруженному сопротивлению на Западном берегу Иордана.

Избиение началось сразу же.

— Я сидел на скамье. Минут 15—20 меня били по лицу,— рассказывал Харб корреспондентам «Санди таймс».

В конце первого допроса Харбу опять надели на голову мешок и увели. Руки связали за спиной и голого, с мешком на голове втолкнули в какое-то тесное помещение. Дверь захлопнулась. Несмотря на то что в мешке были две дырки для воздуха, он боялся, что задохнется. Поэтому, упираясь головой в стену, он постепенно стащил мешок и увидел, что находится в крошечной камере без окон, в которую свет попадает только через щель под дверью.

— Это был просто шкаф,— говорил Харб.— Мой рост 178 сантиметров, и я не мог там выпрямиться. Сесть тоже было невозможно. Но страшнее всего был устроен пол. Он был бетонный, и в нем через малые, но неравные промежутки находились каменные шипы.

— Они были острыми, с режущими ребрами, высотой сантиметра полтора-два. Обеими ногами из-за них невозможно стоять. Я стоял на одной ноге и, когда она уставала, менял ее.

Харб считает, что первый раз провел в «шкафу» три или четыре часа. Затем дверь открылась. Ему напялили на глаза какие-то матерчатые очки, сделанные из черной ткани. На голову опять был накинут мешок. Харба вывели, как он считает, во двор.

— Судя по голосам, меня били три или четыре человека. Потом один сказал: «Теперь встань на четвереньки». На дворе было много мелких камешков, и по ним было очень больно ползать. Это продолжалось около часа. Я ползал по земле, а они били меня. Потом они ездили на мне верхом, как на лошади.

Когда Харба наконец опять привели к следователю, тот сказал: «Теперь понял, куда попал?» Затем следователь стал бить его, одновременно задавая вопросы, вместе со вторым человеком, производившим допрос.

Таков был первый день. Утром все началось снова и продолжалось так много дней. «Шкаф», двор тюрьмы, допрос, камера...

Ужасны и показания Джозефа Одеха, хотя они и не являются единственными в своем роде.

Его повествование, говорится в статье, опубликованной в «Санди таймс», начинается с событий 1969 г., когда его дочь Расмия (тогда ей был 21 год) дважды была приговорена к пожизненному заключению.

Одех рассказывал, что 28 февраля 1969 г. израильские солдаты ворвались к нему в дом в Ра-маллахе около часа ночи и арестовали его самого и трех его дочерей. Их отвезли в иерусалимский центр. Однажды Одех услышал из комнаты, где его держали, как где-то поблизости избивают Рас-мию.

— Когда меня привели туда, Расмия не могла держаться на ногах. Она лежала на полу, платье ее было покрыто пятнами крови. Лицо было синим, глаз подбит. Потом двое солдат подняли ее, а я в этот момент заплакал и закричал, тогда они завязали мне глаза, а ее, видимо, увели.

Корреспонденты «Санди таймс» спросили его, когда он в следующий раз увидел Расмию. Он заплакал. Наконец, сказал переводчику: