Владимир Малахов - Национализм как политическая идеология

«Национализирующееся государство» — это государство, которое воспринимается различными акторами как еще не ставшее национальным. Это государство, которое, пользуясь гегелевским выражением, не соответствует своему понятию. Но что здесь имеется в виду под «национальным»? И что имеется в виду под нацией? Этническое, или, в более мягкой форме, этнокультурное сообщество. Государство воображается как «государство определенной этнонациональной группы и государство для этой группы» [336] См.: Brubaker R. Nationhood and the National Question in the New Europe. P. 65 (footnote). (Курсив мой. — В. M.) . Для того чтобы новая политическая единица соответствовала этому образу, ее необходимо «национализировать», т. е. сделать государство действительной собственностью (этно)нации, «поощряя язык, культуру, демографическое преобладание, экономическое процветание или политическую гегемонию нации, номинально являющейся государствообразующей» [337] Ibid. Р. 63. В высшей степени симптоматична в этой связи неточность, допущенная В. Коротеевой в изложении мысли Р. Брубэйкера: «Национализирующиеся государства — этнически неоднородные, но, несмотря на это, их воспринимают как национальные». (См.: Иоротеева В. Теории национализма в зарубежных социальных науках. С. 127 (Курсив мой. — В. М.)) Как видим, российская исследовательница молчаливо отождествляет национальное государство с этнически однородным государством. . Сама по себе этническая неоднородность населения — важный, но не определяющий признак «национализирующегося государства». Как поясняет Р. Брубэйкер, «проекты национализации могут проводиться, и проводятся, даже в ситуациях этнокультурной гомогенности» [338] Brubaker R. Ibid, footnote. .

Казалось бы, речь идет о тривиальной политике этнического национализма. Однако исследование Р. Брубэйкера не сводится к констатации того факта, что большинство посткоммунистических стран сделали ставку на этнонационализм. Американский социолог смещает внимание с уровня политической практики на уровень ее восприятия, интерпретации. Кроме того, анализируя различных субъектов этой интерпретации, Р. Брубэйкер придает принципиальное значение не только акторам, которые эту политику проводят, но и тем, кого она непосредственно или опосредованно касается. Это, во-первых, проживающие в данном государстве национальные меньшинства и, во-вторых, соседнее государство, выступающее для них в качестве «внешней родины» (external homeland).

В результате предметом исследования становится не диадическое, а триадическое отношение (рис. 4).

Рис. 4. «Треугольник» Р. Брубэйкера

Поэтому для исследователя важно не столько то, что думают или говорят о своей политике правящие круги, скажем, на Украине или в Хорватии, сколько то, как эту политику воспринимают живущие в этих странах русские и сербы, а также граничащие с этими государствами Россия и Сербия. Р. Брубэйкер не слишком озабочен вопросом, имеет ли место в том или ином случае дискриминация меньшинств «на самом деле», или она лишь «представляется» таковой. Предмет его интереса лежит не в фиксации «фактов» (фактов, не нагруженных интерпретацией, не существует), а в анализе отношений, причем отношений в высшей степени изменчивых, в результате чего одни и те же акторы выступают в разных ролях. Например, сербы, жившие в Хорватии на момент начала войны 1991 — 1992 гг., выступали в трех ипостасях. Они были, во-первых, объектами дискриминации со стороны хорватских властей, во-вторых, объектами манипуляции со стороны белградских политиков, в-третьих, активными субъектами политической мобилизации (в частности, в пограничных областях Сербской Крайны).

Вопрос о том, в самом ли деле государства, воспринимаемые национальными меньшинствами и «внешней родиной» как «национализирующиеся» (т. е. как репрессивные по отношению к меньшинствам), являются таковыми, не имеет для Р. Брубэйкера принципиального значения. Дело в том, что простой констатации того, что в том или ином государстве имеет место проект «национализации», недостаточно. Необходимо исследовать, как на этот проект реагируют другие участники трехстороннего взаимодействия. Анализируя ситуацию в Югославии в конце 1980 — начале 1990-х гг., Брубэйкер пишет: «Если мы попытаемся выяснить причины и предпосылки стремления Хорватии к автономии и независимости, то взгляд на происходящее в рамках диады помешает понять природу и последствия этого стремления. Конструируя последнее как сецессионистское движение, диадическая схема не дает разглядеть ту степень, в которой оно было также национализирующимся движением — движением, по утверждению хорватской "собственности" и хорватского контроля над территорией институтами Хорватии, по превращению Хорватии в государство хорватов и для хорватов (...) Это было очевидно в риторической кампании, с помощью которой — и при сильной финансовой поддержке хорватских эмигрантов за рубежом — Франджо Туджман был приведен к победе на выборах 1990 г., особенно в том, как он подчеркивал культурные различия между сербами и хорватами и необходимость вытеснить сербов с занимаемых ими культурных, экономических и административных позиций (...) Это было очевидно в иконографии нового режима (...) Это было очевидно в официальной и смехотворной "хорватизации" языка. Это было очевидно в риторике новой хорватской Конституции, которая провозгласила "полный государственный суверенитет" и "историческое право хорватской нации", символически понизив статус сербов и отказав им в праве быть "сособственниками" республики. Это было очевидно (...) в основательной кадровой чистке, сосредоточенной в сфере административного управления, но распространенной и на другие области, в ходе которой многие сербы лишились работы» [339] Brubaker R. Nationhood and the National Question in the New Europe. P.71. .

Таким образом, в том, что политика дискриминации в национализирующихся государствах в самом деле имела место, а не просто воспринималась как дискриминационная, Брубэйкер не сомневается. Но отсюда не следует автоматически какой-то одной стратегии поведения на двух других полюсах триадического отношения «национализирующееся государство — национальное меньшинство — внешняя родина». Существует множество способов реагирования на такую политику. Способ, избранный правительством Милошевича в Сербии и активистами внутри сербского меньшинства в Хорватии, заключался в массовой мобилизации на этнической основе. Чувство обиды на несправедливость и страхи перед гипотетическими репрессиями эксплуатировались таким образом, что часть населения Сербской Крайны поддержала лозунги националистов-радикалов. Этим, в свою очередь, воспользовались их vis-a-vis среди хорватских политических активистов, стремившихся представить хорватских сербов в качестве «пятой колонны».