Герфрид Мюнклер - Империи. Логика господства над миром. От Древнего Рима до США

«Августовский барьер», таким образом, представляет собой сочетание решительных реформ, за счет которых империя заканчивает фазу своей экспансии и переходит в следующую фазу упорядоченной стабильности, длительного поддержания своего состояния. При этом, в контексте циклической теории, дело заключается в продлении ее пребывания в верхнем сегмента цикла, насколько возможно. В случае с Римской империей это в конце концов привело к тому, что республиканское циклическое представление об истории, господствовавшее от Полибия до Саллюстия, сменилось имперским представлением об Roma aeterna [71] Рим и сейчас называют «Вечным городом», с латыни - Urbs aetema. , о вечной продолжительности существования империи71. Если рассматривать реформы вообще, то переход через «августовский барьер» был равносилен глубокому обмену источников власти: востребованность военной мощи существенно снизилась, из-за чего Октавиан и сократил весьма значительно количество войск, а параллельно с этим возрос вес политической, экономической, но прежде всего идеологической власти. Последняя помимо идеологии вечности особенно проявилась в идее мира, Pax Romana, как новой легитимной модели империи: до тех пор, пока существует Римская империя, будет господствовать мир, и чем прочнее она будет, тем более надежным будет мир.

С переходом через «августовский барьер» империя перешла от эксплуатационной к цивилизирующей форме отношений между центром и периферией, предполагающей формирование устойчивой бюрократии, выводящей управление империей из- под произвола олигархии города Рима, за чем последовало постепенное распространение прав гражданства имперского центра на часть населения провинций. Так, проведенный в 70 г. до н. э. ценз насчитал в римских владениях 910 тысяч граждан мужского пола. При переписи населения 28 г. до н. э. насчитывалось до 4063 тысяч римских граждан — увеличение, которое никак нельзя свести только к тому обстоятельству, что теперь учитывались также женщины и дети. 20 лет спустя количество римских граждан возросло на 170 тысяч—до 4233 тысяч человек72. Конечно, это отнюдь не роковые перемены, однако они маркируют начало развития процесса, который окончился в 212-213 гг. эдиктом Каракаллы, даровавшим всем свободным людям империи права римского гражданства [72] Относительно Constitutio Antoniniana (законодательства Антониниана, то есть Каракаллы.) см.: Bellen. Grundzüge der Römischen Geschichte. Bd. 3. S. 177ff. — Примеч. aem. .

Таким образом, и в формальном отношении к завершению пришел процесс, в ходе которого различия между центром и периферией империи становились все меньше и все незначительнее. Уже Адриан покончил с политическими и экономическими предпочтениями для Италии, обращаясь с нею просто как с провинцией империи. К этому моменту центр тяжести экономики империи уже переместился в провинции, а Италия, центр империи, вступила в фазу экономической стагнации, что нашло самое явное отражение в запустении юга73. Имперские войска теперь рекрутировались преимущественно в тех провинциях, где они размещались. Военная мощь уже более не была инструментом, которым имперский центр осуществлял господство на периферии; скорее периферия теперь сама предоставляла военную силу, становившуюся гарантом продолжения существования империи. Так появились императоры не из Италии, а из провинции Африка, Северы, сделавшие, в свою очередь, центральным пунктом

имперской политики заботу об армии.

Переход через «августовский барьер» особенно проявился в том, что политические и экономические различия между центром и периферией стали исчезать, постепенно были отменены и правовые привилегии, которыми когда-то пользовался народ-завоеватель в качестве плодов своих побед. В Риме распространение прав гражданства Каракаллой было дополнено налоговой реформой Диоклетиана, в рамках которой были убраны все действовавшие до тех пор налоговые льготы для италиков74. В самом факте переноса столицы из Рима в Константинополь получила в конце концов свой финал и децентрализация империи. Вскоре прежний главный город уже перестал быть центром и для западной половины империи — в 293 г. столица была перенесена в Милан, а затем с 402 г. ею оставалась Равенна, которая была лучше защищена от вражеских вторжений.

Преодолели ли «августовский барьер» и другие империи? Сравнительное рассмотрение истории империй показывает, что следует проводить различие между остановкой на барьере и решительным вступлением в ведущий за ним коридор. При этом примером вновь может послужить Испания: с отречением от испанского престола Карла V в 1556 г. и разделением империи между германской и испанской линиями окончилась и практика чужеземного господства, осуществлявшаяся Карлом и позволявшая ему как быть рядом со своими войсками, так и в выгодном свете представлять свою харизму властителя в отдельных частях империи. В 1561 г. Филипп II сделал Мадрид центром администрации империи и создал там весьма современную по тем временем бюрократию75. На этом времена необузданного рвения к завоеваниям и столь же неорганизованного, сколь и насильственного изъятия прибавочного продукта на периферии отошли в прошлое. Так как, однако, значение военной силы не смогли компенсировать нарастающим весом политической, экономической и идеологической мощи, переход от эксплуатационной к ци- вилизирующей роли в мировой политике в Испании в действительности не удался76. Прежде всего там никогда не дошли до такой сильной децентрализации империи, как в Риме, и соответственно в Испании, в отличие от Рима, никакого возрождения империи, спровоцированного периферией, не последовало.

Причины остановки Испании перед «августовским барьером» следует искать не столько в отношении метрополии к колониям, сколько в конкуренции с другими европейскими гегемонистскими державами. В лице Испании потерпела крушение не столько имперская, сколько гегемониальная власть. Иначе говоря, она пошла ко дну как империя потому, что в борьбе за лидерство в Европе были потрачены те ресурсы, которые могли быть направлены на пользу имперской периферии, да и роковая фиксация на военной мощи объясняется постоянными гегемониальными войнами.

Обстоятельствами, позволившими Риму после разгрома Карфагена и образования империи на Востоке уже не встречаться с другими гегемониальными конкурентами, являлись благоприятное географическое положение и удачная политическая ситуация, что привело к тому, что дивиденды мирного времени были получены в полном объеме, а потому они были направлены на цивилизирующую миссию империи. Ничего похожего с Испанией не произошло. В конфронтации с Османской империей и, прежде всего, со своей непосредственной соседкой Францией она была вынуждена оборудовать протяженную систему укреплений, которая из-за инноваций в технологиях фортификации с начала XVI столетия потребовала значительных сумм77. Наконец, 65 % всего бюджета Испании пришлось тратить на погашение долговых обязательств78. Содержание огромной армии оказалось не по карману, в то время как военно-морские силы Испании были поглощены борьбой с так называемыми берберийскими государствами на североафриканском побережье, а также с корсарами и пиратами в карибском и центральноамериканском регионе, которых тайно поддерживали английские конкуренты, что существенно осложняло экономический обмен между частями империи.