Герфрид Мюнклер - Империи. Логика господства над миром. От Древнего Рима до США

Как и всегда, повстанцами двигали политические и рели- гиозно-идентичностные мотивы. Поначалу, то есть когда казалось в высшей степени невероятным, что маленькая Иудея сможет противостоять могущественному военному аппарату Селевкидов, восстание направлялось в первую очередь религиозными мотивами. Группа восставших, разумеется, оказалась разделена: группа умеренных удовольствовалась бы, если бы была восстановлена автономия иерусалимской культурной общности, и не желала признавать поставленного во главе нее Селевкидами первосвященника, радикалы же полагали, что дело идет о глубочайшем преобразовании мира и о подготовке к грядущему Царству Божию. В итоге же получилось еврейское царство Хасмонеев [116] Лидер восстания Иуда Маккавей и его родственники принадлежали к династии Хасмонеев, поэтому в русской традиции само восстание связывается с Маккавеям и, а вот воцарившаяся династия сохраняет имя Хасмонеев. , то есть фактически самостоятельное государство в Палестине. Это стало возможным благодаря тому, что империя Селевкидов оказалась ослаблена шедшими десятилетиями схватками за трон и постепенным проникновением римлян на Ближний Восток, хотя последние, конечно, пока еще не поставили под свой контроль весь этот регион. В этом постимперском пространстве царство Хасмонеев просуществовало более столетия.

Политические рамочные условия, благодаря которым и возникло царство Хасмонеев, объясняются, однако, не только имевшей действительно большое значение готовностью иудеев сражаться и приносить жертвы. Сложившаяся ситуация имела скорее религиозно-идентичностную, нежели политическую окраску. Достигнутый на деле результат примерно 50-летней борьбы едва ли отвечал стремлениям участников восстания, ведь для них речь шла о защите своей религиозной идентичности. Борьба началась в защиту традиций, в кратчайшее время она радикализировалась и, наконец, приобрела фундаменталистское измерение. Минимальные шансы на успех не привели к быстрому разочарованию участвовавших, но обусловили скорый отказ от апокалиптических представлений. Содержавшийся в книге пророка Даниила миф о четырех мировых империях, которым теперь будто бы пришел очевидный конец, возник во времена восстания Маккавеев76. И именно обе книги Маккавеев, из которых первая исторически детализирована, а вторая является сводным отчетом о ходе и мотивации восстания, пронизаны в первую очередь духом религиозно-культурного «антиимпериализма», где было принципиально отвергнуто обобщение обычаев и законов в пределах всей Ойкумены. Эллинистическая космополитичность была воспринята как космодеспотия, и потому с ней боролись.

Версия книг Маккавеев маргинализирует политическое измерение конфликта и ставит на центральное место вопрос о религиозной идентичности. Еврейское возмущение культурным влиянием Селевкидов нарастало, и возведение гим- насия, то есть заимствованного из греческой культуры спортивного сооружения, переполнило чашу терпения. При этом дело было не только в том, что для благочестивых иудеев физические упражнения обнаженных мужчин в непосредственной близости от Храма были провокацией. Еще важнее было то, что в эллинистическом гимнасии исповедовали культ Геракла, что означало введение идолопоклонства в Святом городе, В то время как в первой книге Маккавеев в центре внимания находится подобное распространение языческого культа в Иерусалиме и Иудее, вторая книга Маккавеев более сильно подчеркивает секуляризацию повседневной жизни под влиянием эллинизма. При этом становится очевидно, что в ходе восстания дело было вовсе не только в отторжении, вызываемом селевкидскими мероприятиями, — с самого начала прослеживались черты внутрииудейского конфликта77. За счет сотрудничества высшего слоя общества с силами се- левкидского порядка гражданская война была объединена с антиимпериалистической борьбой.

Когда вспыхивают подобные антиимпериалистические восстания, направленные на сохранение религиозно-культурной идентичности, они — помимо мотивированных исключительно экономическими соображениями войн за ресурсы — раз за разом побуждают империи к военному вмешательству в события на их периферии. Политические и религиозно- или культурно-идентичностные мотивации при этом связываются между собой, и то, что цели и намерения остаются расплывчатыми, не ведет (как можно было бы полагать в рамках марксистского подхода) к их ослаблению, а приводит к тому, что группы не вступают в дебаты относительно правильной политической линии. Еврейское восстание против господства Селевкидов и описание его в книгах Маккавеев подходит в качестве исторического примера для анализа сегодняшней ситуации не в последнюю очередь потому, что и здесь политические и религиозно-идентичност- ные элементы сливались друг с другом, а описания восстания также содержали и решение вопроса о том, какая из обоих его составляющих имела большее значение.

Но прежде всего пример восстания Маккавеев удобен тем, что позволяет наблюдать взаимодействие hardpower и soft- power империи Селевкидов. Военная сила Селевкидов и их гарнизоны в Иерусалиме и Иудее были, естественно, важными в мотивации к восстанию, но куда более решающей — по меньшей мере с точки зрения второй книги Маккавеев — была привлекательность эллинистической культуры. От этой «мягкой силы» исходила угроза для религиозной идентичности иудейской общины в Палестине, что в конце концов привело к насильственным действиям против носителей и пропагандистов греческой культуры. И так как религиозные традиции должны были соблюдаться непременно, а их связующая сила была, разумеется, ослаблена секуляризацией и просвещением, традиционалисты по ходу конфликта превратились в фундаменталистов. Эта метаморфоза, которая в данном случае может быть описана и как радикализация, если не более того, происходила уже по ходу восстания. А именно, те, кто взялся за оружие, уже были отнюдь не традиционалистами, а стали фундаменталистами: они теперь добивались не восстановления общности, но восстановления системы ценностей путем вооруженной борьбы. Для них последняя приобрела морализаторскую окраску, ведь расправлялись с отступниками и предателями. Однако такая трактовка событий, будучи классической составляющей всех гражданских войн, могла бы достичь своей цели, только если она была бы борьбой против очага разложения, то есть против имперского центра.

Конечно, здесь могут быть проведены параллели между восстанием Маккавеев и продолжающимся вот уже около десятилетия выходом террористов из исламского мира на границы последнего. Отступление селевкидского гарнизона из Иерусалима и изгнание всех приверженцев эллинистической культуры из Иудеи вместе с образованием царства Хасмоне- ев привело к стабилизации, которая может быть обозначена как выход Иерусалима и Иудеи из до сих пор продолжавшегося процесса эллинизации на Ближнем Востоке. Такие варианты решения сегодня уже невозможны. Вследствие более интенсивного обмена людьми и информацией культуры уже не могут сохранять изолированность друг от друга. Процесс культурной глобализации усиливает зойрошег имперского центра, мощь притяжения которого обеспечивает увеличивающуюся утечку мозгов, и «мягкая сила» империи продолжает нарастать. Это проявляется в сферах от научных достижений до решающих позиций в массовой культуре. Подчинение антиимпериалистических акторов этому целенаправленному маневру империи по нивелированию культурных идентичностей, конечно же, ложное, однако именно из этого убеждения они и черпают свою поддержку и силу. Если следовать этому предположению, то становится ясно, что антиимпериалистическая борьба уже более не ведет к войне за освобождение территорий на окраинах империи, как это было еще совсем недавно, в XX в., а переносится в сам имперский центр. Форма, в которой это происходит, — терроризм.