Владимир Павленко - Мифы «устойчивого развития». «Глобальное потепление» или «ползучий» глобальный переворот?

«Гр-р-рандиозно!» — захлопав в ладоши и схватив за рог быка, воскликнул в похожем случае любимый народный герой знаменитой кинокомедии Л. И. Гайдая «Кавказская пленница». Согласимся с ним: примеров, равных столь беспримерному по масштабам и бесстыдству политическому стриптизу, немного.

А если серьезно, то, во-первых, управление в приведенной цитате без обиняков именуется согласованием государственных интересов с частными, а отнюдь не общественными. Во-вторых, это согласование зиждется не на транспарентном демократическом процессе, в том числе электоральном, а на неких «неофициальных договоренностях», которые, надо полагать, заключаются в обход народов и в которые посвящены (и то не в полной мере) лишь голосующие в ООН их «представители», составляющие проамериканское «агрессивно-послушное большинство». В-третьих, роль официальных институтов, если верить докладу, заключается не в службе общественным интересам, а в «сглаживании противоречий» между «неофициальными» фигурантами. И т. д.

Корни здесь однозначно масонские, что подтверждается тезисом упоминавшегося нами высокопоставленного австрийского «вольного каменщика» А. Гизе о важности лож для воспитания консенсуса в условиях буржуазной конкуренции 410 .

«В некоторых случаях глобальное управление будет полагаться <...> на рынки и рыночные инструменты, возможно, под неким институциональным надзором. <...> Значение и роль регулирования, правового обеспечения и централизованного принятия решений будут варьироваться. В соответствующих случаях могут найти применение и такие принципы, как субсидиарность, когда решения принимаются как можно ближе к тому уровню, на котором они могут быть выполнены более эффективно.

<...> Концепция субсидиарности, вокруг которой сейчас идут ожесточенные споры в Европе, обеспечивает основу для эффективного распределения обязанностей между институтами глобального, регионального, национального и местного управления.

<...> Для осуществления деятельности и проведения политики на соответствующих уровнях должна существовать согласованная

глобальная структура. Необходима также многогранная стратегия глобального управления и сотрудничества.

Это подразумевает реформирование и упрочение существующей системы межправительственных институтов, совершенствование их методов сотрудничества с частными и независимыми группами <...>.

<...> В большой степени управление может и фактически неформально уже осуществляется через такие объединения, как «большая семерка» (G7), Организация экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) <...>.

<...> Следует также упомянуть ряд сугубо функциональных специализированных институтов — Международный союз электросвязи (МСЭ), Международную морскую организацию (ИМО), Банк международных расчетов (БМР) и Парижский клуб (государств-кредиторов. — Авт.). <...> Вот так постепенно, без шумихи и помпы, создается система глобального управления и сотрудничества» 42 (курс. — Авт.).

Что следует из этой замысловатой мозаики, составленной опять-таки из разбросанных по тексту доклада отрывков?

Во-первых, в центре, несомненно, стоит признание, что глобальное управление уже осуществляется с помощью «большой семерки», которая сегодня, как мы знаем, передала управленческие функции «Группе двадцати» (G20). Эта группа создана, в свою очередь, на базе институтов, в центре которых находится «десятка» (G10) государств-учредителей базельского Банка международных расчетов. К этому добавим, что сам БМР, организованный еще в 1930 году для финансирования гитлеровского Третьего рейха, американцы по окончании Второй мировой войны попытались исключить из мировой финансовой системы под предлогом заключения Бреттон-Вудских соглашений. Но не тут-то было: правительству США, несмотря на половину производившегося этой страной в 1944–1945 годах мирового ВВП, кто-то жестко указал на место. БМР не только сохранился, но и стал одним из ключевых глобальных финансовых институтов, фактически пережив в этом качестве саму Бреттон-Вудскую систему.

В этот же глобально-управленческий пул включаются и «функциональные» (отраслевые) международные организации. Поэтому не будем удивляться систематическому зажиму на Западе продукции российских технологий, например самолетостроения, а также унификации «под Запад» отечественных образовательных стандартов.

Во-вторых, НГС раскрывает содержание глобализации, за исключением темы эрозии государств, слабо и невнятно, ограничиваясь лишь констатацией перераспределения в послевоенный период динамики и центров мирового развития. Однако этот недостаток с лихвой компенсируется последующими документами. Так, в упомянутом докладе Саммиту тысячелетия генсек ООН К. Аннан осторожно, но последовательно протягивает линию от экономического измерения глобализации к политическому:

«<...> Глобализация стала возможной благодаря постепенной ликвидации барьеров, препятствовавших торговле и движению капитала, а также благодаря основополагающим техническим достижениям <...>. Ее объединительная логика кажется неумолимой, а ее движущая сила непреодолимой <...>.

Всеохватная глобализация должна быть обеспечена благодаря прежде всего мощной движущей силе рынка, однако одних лишь рыночных сил для этого недостаточно <...>.

Глобализация не виновна в неравенстве, она просто усиливает разрыв <...>.

<...> Глобализация должна означать нечто большее, нежели создание более обширных рынков. Деятельность в экономической сфере нельзя отделить от более сложной структуры социальной и политической жизни <...>» 43(курс. — Авт.).

Как видим, авторы доклада, громко продекларировав экономическое («рыночное») происхождение глобализации, затем плавно и без лишнего шума переходят к глобальному управлению, демонстрируя готовность внедрить его в «структуры социальной и политической жизни».

Что же касается темы «глобальных налогов» и, следовательно, вопросов финансирования глобального управления, к которым накрепко привязана апология рынка, то к ней мы еще вернемся. Пока же, констатируя ту роль, которая отводится в этих планах либерализации торговли, обратимся к двум последующим документам ООН — Монтеррейскому консенсусу и Дохийской декларации, которые были приняты международными конференциями по финансированию развития в Мексике (март 2002 г.) и Катаре (декабрь

2008 г.).

В Монтеррее говорилось, что «либерализация торговли является важным элементом стратегии той или иной страны в области обеспечения устойчивого развития» 411 .