Вадим Цымбурский - Морфология российской геополитики и динамика международных систем XVIII-XX веков

Поднимаются области, историческая память которых всё меньше их связывает с «держащим» идеалом России. Там подготавливается букет этнических элементов, жаждущих суверенности, в них распадается Россия под натиском Японии, Китая, исламского мира. Евразийство – одно из проявлений этого религиозного и цивилизационного схождения, выразившегося в центробежности хозяйственной, культурной, уже и политической, оно – капитуляция перед этой распадной стихией. «Многие не видят опасности, не верят в нее. Я могу указать симптомы. Самый тревожный – мистически значительный – забвение имени Россия. Все знают, что прикрывающие ее четыре буквы "СССР" не содержат и намека на ее имя … не Россия, а "Союз народов Восточной Европы"; не Россия, а "Евразия"». Евразийцы – «вчерашние патриоты, которые отрекаются от самого существенного завета этой <���русской национальной – Ред.> традиции – от противостояния исламу, от противления Чингисхану, – чтобы создать совершенно новую, вымышленную страну своих грез». «О чем говорят эти факты? О том, что Россия становится географическим пространством, бессодержательным, как бы пустым, которое может быть заполнено любой государственной формой».

Он сходится с евразийцами во многом: в рассуждениях о России как особом мире между Европой и Азией, о ее симпатии к освободительным движениям азиатов, о ее национально-федеративном обустройстве. Однако расхождение принципиально. Концепция Федотова делает упор на два момента. Это, во-первых, возрождение исторической «святой Руси» с выходом на Белое море, упор на Московский промышленный район, где соседство святой старины «с современными мануфактурами, рабочих поселков – с обителями учеников преподобного Сергия… ставит перед нами насущную задачу нашего будущего: одухотворения православием технической природы современности». Задача вторая: укрепление Руси как ядра России посредством укрепления связи с Украиной, утверждение украинской культуры как особой формы общерусской культуры. Интеграция с Украиной, усиление украинского элемента в составе Руси – существенный способ для России избежать расточения в бессодержательном географическом и этнографическом пространстве.

Итак, упор должен быть сделан на европейский фланг России с некоторым сужением и краеведческим областническим углублением на севере и расширением, выходом за границу привычных нам великорусских форм на юге (невзирая на констатируемую им явную ненависть многих украинцев к великороссам). В этом смысле можно говорить о «контревразийском» характере проекта Федотова: именно потому, что его задача состоит в том, чтобы усилить славянское ядро, создав некоторый перевес элементам украинским, примыкающим к «латинскому» миру; и, вместе с тем, развитием старой «Святой Руси» противостоять дрейфу центра тяжести на восток, за пределы русского ареала, в десакрализованные, языческие земли [57].

Как ответ на только что обрисованное состояние отечественной геополитической мысли в постсоветское десятилетие [58], автором диссертации на протяжении 1990-х разрабатывалась концепция, которая в первой версии получила название «остров Россия», а в версии позднейшей, переработанной получила название «Земля за Великим Лимитрофом». Важнейший водораздел между этой концепцией и рассмотренными выше геополитическими исканиями послед него десятилетия связан с трактовкой отношения между нынешней «сократившейся» Россией и Россией великоимперской эпохи. Практически все другие построения рассматривают контур нынешней РФ как некое фрагментарное образование, как сугубо временный феномен, переходный к некоему иному состоянию: предполагается ли подсоединение к «западу» на правах «второй Европы», или возвращение русских к статусу «держателей Евразии», или дальнейшая фрагментация с превращением в кучу «геополитической щебенки» и в поле экспансии разных цивилизаций и чужих народов. В любом случае «редуцированная» Россия сквозь призму этих моделей выглядит неустойчивым, переходным образованием, имеющим право на существование разве что в качестве «ядра» некоего будущего гроссраума.

Концепция «острова Россия» трактует «сжатие» России в конце XX в. как кризисный «момент истины», когда высветляется опорный паттерн российской платформы, сложившийся еще до великоимперской эпохи и прошедший сквозь ее циклы, хотя временами затемняемый и даже подрываемый ее «приливно-отливной» динамикой. В конечном счете, модель «острова Россия» поверяет все эти перипетии Империи тем образом России, который ныне обозначился на рубеже тысячелетий. Эта редукция (в отличие от фрагментации России в 1918–1920 гг.) рассматривается как опыт, который будет иметь фундаментальное значение для последующей российской истории, какие бы стратегические предпочтения в ней ни возобладали. При этом разработка концепции опирается на выводы экспертов, не обязательно приемлющих ее в целом и даже с нею знакомых.

Первый набросок модели «острова России» датируется концом 1991 г., когда оказывались фактически дискредитированы идеи СССР как «единой фабрики», ритм функционирования которой якобы неизбежно должен был работать на далеко идущую стратегическую консолидацию народов и интеграцию руководств. Становилось очевидным, что концепция «единого пространства» – «единой фабрики» создавала предпосылки для того, чтобы группы, устанавливающие «суверенный» политический контроль над теми или иными «цехами», могли диктовать свою волю иным «цехам», руководства которых продолжали бы ориентироваться на «большую Россию-СССР» как геоэкономическую целостность (см. фактическое признание этого факта в 1991–199З гг. со стороны ряда наших «державников»). С другой стороны, сокращение России, снижение ее возможностей по части контроля над пространствами объективно отдаляло ее от Европы и резко снижало ее возможности играть ключевую роль в гроссрауме Демократического Севера. Речь шла об опасности дестабилизации и дробления российского ядра империи. При этом автор исходил из тезиса о том, что расточением России «во второй Европе» от Мурманска до Кипра и от Эльбы до Владивостока ничуть не лучше мотивировалось существование геополитического и геоэкономического субъекта «Россия», чем погружением российской платформы в «континент-океан» Евразии. Это особенно видно по разработкам Д. Драгунского, пытающегося распространить концепцию Демократического Севера на пространство России, отрешенной от статуса «держательницы Евразии»: в итоге, Россия разлагается на ряд русских и нерусских регионов, вступающих в свободные комбинации с самыми разными регионами «второго эшелона» Евро-Атлантики.