Жан-Пьер Шевенман - 1914–2014. Европа выходит из истории?

Наберемся храбрости и признаем: через семьдесят лет после окончания Второй мировой войны взгляд Франции и Германии друг на друга свелся к набору клише.

Образ Франции, существующий в глазах немцев, давно поблек: если в XIX в. она благодаря революциям 1830 и 1848 гг., а также установлению – пусть и в муках – Третьей Республики, еще воспринималась как «страна свободы», сегодня Франция все чаще напоминает державу, стремящуюся к закату. Немецкие лидеры публично сетуют на недостаточную конкурентоспособность Франции, а то и вовсе на упадок нашей промышленности. Их озабоченность вполне искренна, так как самые компетентные из них понимают, что более сильная Франция была бы выгодна и для Германии.

Конечно, и в межвоенный период, и сегодня Франция воспринимается как страна, где «славно живется» (Эрнст Курциус назвал одну из книг, вышедших в 1930-е гг., Wie Gott in Frankreich – «Как Бог во Франции»). Нельзя не заметить, что былая зависть по отношению к «великой нации» (сегодня это выражение тоже порой звучит, но исключительно в насмешливом тоне) уступает место некоторому безразличию. Снисходительность к французским междоусобицам, сдержанный, а порой осуждающий взгляд на наши африканские «экспедиции» не всегда справедливы, но объясняют, как на нас смотрят припозднившиеся сторонники взгляда на историю как на череду взаимных претензий. Хотя все больше людей стремится в Берлин, Париж сохраняет свою притягательность. Кое-какие из наших технологических достижений – пусть они не слишком свежи – все еще впечатляют; создание Европейского аэрокосмического и оборонного концерна тому свидетельство. То же касается и корпораций мирового уровня, которые мы смогли создать. Однако наши амбиции (ядерное сдерживание, космические программы, стремление сохранить за Францией постоянное место в Совбезе ООН и т. д.) теперь воспринимаются не иначе как раздражающие претензии. Об этом прямо не говорят, но подобные мысли бродят.

Германия полагает, что поскольку ее промышленность и внешняя торговля в два с половиной раза мощнее наших, то она, а не Франция, должна заседать в клубе великих держав. Она чувствует себя более современной, более «экологичной» и т. д. Действительно, экологические движения сначала возникли на том берегу Рейна. Именно в Германии после травмы Второй мировой войны зародилась «культура предосторожности» («принцип ответственности» Ганса Йонаса) и пристальное внимание к понятию «рисков», которые множатся в ускользающем от контроля современном мире («общество риска» Ульриха Бека). По ту сторону Рейна Франция воспринимается как консервативная страна, ставшая узницей своего выбора в пользу ядерной энергетики, за которую она держится вот уже сорок лет. Однако это уже пожилая дама, и с ней следует обращаться вежливо.

Многие французы полагают, что сегодняшняя Германия вблизи напоминает большую Швейцарию. Она перевернула страницу своего бурного прошлого и стремится лишь к нормальности… и процветанию.

На том берегу Рейна полно велодорожек, ветряков и солнечных батарей. Однако, как ни странно, по немецким автобанам чаще всего можно ехать без ограничения скорости. Если верно, что «скука однажды родилась от единообразия», этот факт оказывается тем исключением, которое лишь подтверждает правило. Говоря о «принципе ответственности», Ганс Йонас преподал немцам нечто большее, чем просто урок умеренности: речь о принципе предосторожности, который они в отличие от нас хотя и не вписали себе в конституцию, но методично применяют в жизни. В условиях «общества риска» Меркель в 2011 г. после катастрофы на Фукусиме решила к 2022 г. закрыть все немецкие атомные электростанции. Это «суверенное» решение, которое подхватили и власти Швейцарии, потребует колоссальных – около 400 миллиардов евро – инвестиций в развитие возобновляемых источников энергии и новые электросети. В длительной перспективе подобный переворот в энергетике, вероятно, потребует усилий, сопоставимых с теми, которые пришлось приложить для объединения Германии [200]. По данным нынешнего министра окружающей среды Федеративной Республики, для этого нужно более триллиона евро. Если судить по издержкам, к которым ведет солнечная энергетика (110 миллиардов евро за 3,5 % от общего производства электричества) и установленные на суше ветрогенераторы (20 миллиардов евро), а также по их влиянию на размеры счетов за электричество, которые приходят домовладельцам Германии (они платят в два раза больше французов), немецкий энергетический поворот, скорее, напоминает идеологическое решение, чем демократический выбор, сделанный по итогам оценки всех «за» и «против». Кроме того, факты показывают, что Германия сможет закрыть свои атомные электростанции, лишь еще активней используя для производства электроэнергии каменный и бурый уголь (на уровне 50 % от общей выработки). Здравствуй CO 2! Как и дорога в ад, дорога экозащиты вымощена благими намерениями. Можно лишь надеяться, что после выборов Меркель, которая известна своим прагматизмом, сможет отложить «энергетический поворот» ( Energiewende ) на будущее.

Даже если Германия воспринимает себя как большую Швейцарию, нет ли угрозы, что одной своей массой и «суверенными решениями» (сильный евро, отказ от ядерной энергетики) она разбалансирует всю Европу? У географии тоже есть собственные законы: может ли Германия в долгосрочной перспективе отделить свою судьбу от судьбы континента, в центре которого она находится? Рецессия в странах Южной Европы неизбежно скажется на росте Германии, который сегодня близок к нулю. Наконец, чрезмерная зависимость от мировых рынков тоже делает ее уязвимой. Конфликт на Ближнем Востоке, разрыв торговых потоков, рецессия в Китае могут сильно ударить по ее экономической активности. Германия последовательней многих других стран сделала ставку на глобализацию, однако она, как мы видели, тоже не застрахована от экономических, а порой и геополитических потрясений.

Похоже на то, что Германия попытается уклониться от четкого выбора между «широкими просторами» и европейской интеграцией. Меркель, возможно, пойдет на некоторые уступки, но их явно будет недостаточно для того, чтобы придать новый импульс европейской экономике, попавшей в ловушку демографической стагнации и «нарастающего паралича», к которому, за неимением объединяющего народы Европы экономического и социального проекта, ведет бессилие европейских институтов. Ни на одном из европейских саммитов вопрос о завышенном курсе евро даже не ставился на повестку дня. Хотя Германия и особенно ее промышленники все еще стремятся нарастить экономические мускулы, интеллигенция увлеченно рассуждает об «антиросте». Даже если Германия пойдет своим путем, она всегда будет пытаться максимально связать руки своим партнерам. Так что у Франции есть все основания опасаться за свою автомобильную промышленность, ядерный щит, семейную политику и прочие «излишества» …