Майкл Хадсон - Убийство Хозяина: Как финансовые паразиты и долговое рабство разрушают мировую экономику

Какая у нас будет постиндустриальная экономика?

Сегодня самая острая экономическая борьба идёт не просто между трудящимися и работодателями. Рантье ведут её против труда, промышленности и правительства вместе взятых. Это делает задачу сегодняшней реформы более масштабной, чем у социал-демократического движения столетие назад. Реформы, связанные с финансами и рантье, играют незначительную роль в партийных платформах сегодняшних якобы социалистических и рабочих партий. От Британии до Греции и даже в Соединённых Штатах они ведут борьбу за сбалансированные бюджеты и жёсткую бюджетную экономию с крайностями Тони Блэра, Барака Обамы и Георгиоса Папандреу. Как будто восстановление зависит от обогащения сверхбогатых, а не от спасения обременённых долгами Греции и Кипра, Ирландии, Италии и Испании.

Проблема, которая займёт следующие несколько поколений, заключается в том, как развязать финансовые узлы, которыми связаны сегодняшние экономики. Для ликвидации чрезмерного роста задолженности необходимо противостоять неолиберальной экономике, созданной для отключения механизмов защиты общества от финансиализации и нетрудовых доходов. Действительно были смелые американские чиновники, такие как Шейла Бэйр и Нейл Барофски, чьё чувство справедливости было оскорблено раздачей финансовых подарков крупным банкам и их держателям облигаций. Бывшие работники с Уолл-стрит Номи Принс и Ив Смит, интеллектуальные силы, стоящие за сайтом Naked Capitalism («Голый капитализм»), объяснили финансовые махинации в действии. На веб-сайте New Economic Perspectives («Новые экономические перспективы») университета Миссури в Канзас-Сити (UMKC), посвящённом проблемам современной денежной теории, размещено разъяснение того, насколько бесполезна сегодняшняя финансовая жёсткая экономия в свете полномочий центральных банков финансировать экономический рост. Но их голоса почти не слышны в хоре попугаев пробанковской жёсткой экономии по всему политическому спектру.

Никто не ожидал, что демократические общества будут голосовать за политику, которая будет поддерживать Один Процент, доводя до нищеты самих себя. Политические лидеры рассматривают проценты и экономическую ренту как второстепенные проблемы, одобряя инфляцию цен на активы и приватизацию. Экономический словарь был искажён, чтобы изображать эксплуатацию как создание богатства, что верно для Одного Процента в рамках нынешней системы, но происходит за счёт остальных 99 процентов.

Латыши неоднократно голосовали за неолибералов, навязавших стране самую жёсткую экономию в Европе. Наиболее печально известно, что ирландские политики заплатили иностранным держателям облигаций и арбитражёрам «горячих денег» ценой навязывания бедности своей собственной стране. Избиратели, наконец, сменили своих неолиберальных политиков, но и новая партийная коалиция не отказалась от взятых долгов.

В Соединённых Штатах, Великобритании и Франции ни одна крупная политическая партия или профессиональная организация трудящихся не оспаривали олигархический принцип, согласно которому налоговые правила, финансовые положения и правовая система должны действовать в интересах сектора FIRE, обслуживающего Один Процент. Сегодняшняя пассивность 99 процентов перед лицом контрПросвещения рантье отражает степень, в которой избиратели подошли к принятию неолиберальной финансовой и налоговой системы как части окружающей среды, как будто этой системе в самом деле нет никакой альтернативы.

Что крайне необходимо, так это перспектива, позволяющая людям увидеть реформы, которые будут противодействовать сегодняшнему агрессивному способу создания состояний в секторе FIRE. Трудность в продвижении этого понимания заключается в том, что его логика и последствия радикальны — как это было в 19-м веке, когда их инициировали самые разные реформаторы, от «рикардианских социалистов» кружка Джона Стюарта Милля, призывавших к национализации земельной ренты (путём прямой покупки или повышения налогообложения земли), христианских социалистов с идеалами коммунализма вплоть до марксистов, выступавших за национализацию всех средств производства, заводов, а также общественной инфраструктуры. Казалось, что остатки феодализма были сметены, по крайней мере, земельным налогом и антимонопольным законодательством, в то время как банковское дело становилось индустриализированным.

Но этого не произошло. Главные усилия по освобождению экономики от наследия феодализма не увенчались успехом. После Первой мировой войны фокус теории стоимости и цен на экономической ренте был заменён более тривиальной программой обучения теории экономики, исключающей понятие незаработанного дохода и различие между производительным трудом и накладными расходами.

Будут ли финансиализированные экономики самоуничтожаться?

Главный обозреватель «Файнэншл таймс» Мартин Вульф высказывает мнение против жертвования экономикой для субсидирования финансового сектора и пишет, что ключевым политическим принципом должно быть: «Первое «не» — не обращайте слишком много внимания на своекорыстное блеяние финансового сектора. ... Финансовый сектор поставил экономику в затруднительное положение. Если правительство вынуждено принять на себя часть риска, связанного с восстановлением системы, оно должно сначала защитить общественные интересы». В качестве последнего «не»,— советует он,— «не надо спасать ипотечное кредитование с помощью государственных субсидий. К настоящему времени должно быть очевидно, что одержимость британцев спекулятивным домовладением — это ловушка и заблуждение. Пусть рынок сокращается, как он и должен».

Если кредиторы добьются своего, они разрушат экономику. Виллем Буйтер, главный экономист «Ситигруп» (и бывший советник «Голдман Сакс») в 2012 году признал, что «наиболее вероятные несостоятельные суверенные государства-должники — Греция, Португалия, Ирландия, Кипр и, возможно, Испания, Италия и Словения» — не смогут расти без реструктуризации долга. Он считал, что риск суверенного дефолта самый высокий для Ирландии с её официальным долгом в 63 млрд евро. «Усталость от жёсткой экономии на периферии и растущая усталость от мер спасения в центре означают, что система ЕЦБ/евро — это единственный Санта-Клаус, способный заполнить пробелы в платёжеспособности суверенных государств и банков в зоне евро». Но министры финансов Германии, Нидерландов и Финляндии выступили против этого.

Финансовая система стала безрассудной, присоединившись к консенсусу рантье с Одним Процентом, чтобы противодействовать правительственным полномочиям облагать налогом или регулировать любые формы богатства и, выступив против трудящихся, стремящихся улучшить свои условия труда, повысить заработную плату и пенсии. Даже если она и «выиграет» войну против труда, но разрушит внутренний рынок и, следовательно, способность платить долги финансовому сектору.