Майкл Хадсон - Убийство Хозяина: Как финансовые паразиты и долговое рабство разрушают мировую экономику

Сегодняшний финансовый союз с недвижимостью и монополиями

Финансовый сектор не всегда выступал против демократии. В Главе 4 описано, как банкиры поддерживали демократические реформы в Великобритании 19-го века, образуя союз с промышленными кругами, чтобы расширить избирательные права населения в целом и ограничить влияние землевладельцев. Именно цель налогообложения и контроля кругов рантье была движущей силой европейских революций 1848 года. Стояла задача разорвать мёртвую хватку землевладельческих кругов, оставшихся после феодализма, которые контролировали правительства и принимали протекционистские сельскохозяйственные тарифы вроде британских «Хлебных законов» для достижения самодостаточности, а не развития внешней торговли.

Либеральная финансово-промышленная программа стремилась освободить рынки от этого наследия феодализма, чтобы извлечь выгоду из растущего промышленного процветания, внешней торговли и связанных с ней инвестиций в железные дороги и каналы. Реформаторы в ведущих промышленных странах вплоть до начала Первой мировой войны в 1914 году стремились сделать экономику более конкурентоспособной, приводя цены в соответствие с фактическими необходимыми производственными затратами за счёт сведения к минимуму доли, извлекаемой отсутствующими землевладельцами и монополистами.

Современный финансовый сектор и стоящий за ним Один Процент поставили эту политическую программу с ног на голову. Он присоединился к союзу недвижимости, природных ресурсов и монополий. Вместо государственных инвестиций в инфраструктуру для снижения затрат на ведение бизнеса этот союз сектора FIRE захватывает правительства, чтобы способствовать приватизации и извлечению ренты. «Свободный рынок» был переосмыслен как означающий свободу класса рантье для создания «экономики пошлин» (tollbooth economy), а не свободу от их хищнических вторжений для извлечения нетрудового дохода в сегодняшнем движении «Новое огораживание». Сторонники этого явления провозглашают его не классовой войной, а «концом истории», как будто он неизбежен и Альтернативы Ему Нет.

Первое вторжение совершено в исполнительную ветвь власти через центральные банки и министерства финансов. Эта стратегия заключается в навязывании законов в пользу кредиторов, контролирующих банкротства и потерю прав выкупа, регулирование и налогообложение банковской деятельности и имущества. С этой целью финансовый капитал теперь работает в основном через наднациональные финансовые институты. МВФ и Всемирный банк, укомплектованные клонами Гайтнера в сегодняшних банальностях экономического зла, а затем и Европейский центральный банк и Европейская комиссия предпринимают попытки навязать жёсткую экономию и приватизационные распродажи, одновременно нагружая экономики внутренним и внешним долгами, которые сегодня становятся главным рычагом контроля. Но при этом они утверждают, что всё это сделает экономику богаче и поднимет уровень жизни.

Популистская политика на службе Уолл-стрит

Стадия перехода к олигархии сохраняет внешние политические атрибуты «управляемой демократии». Во всём мире традиционные левые стали настолько неолиберализованными (можно даже сказать, «тэтчеризованными»), что их истоки 19-го века давно забыты в пользу сегодняшнего постмодернистского акцента на социальных и культурных проблемах. Экономическая политика отдана на откуп на вид объективным технократам, взятым из правого крыла. Партия Тони Блэра «Новый лейборизм» в Британии, Французская социалистическая партия при Франсуа Олланде и греческая партия «Пасок» Георгиоса Папандреу не предложили экономических или финансовых альтернатив приватизации, жёсткой экономии и налоговому сдвигу с сектора FIRE на рабочую силу. Все видели, что их поддержка упала на выборах в Европарламент в июне 2014 году, когда единственными партиями, которые говорили об экономических проблемах, были правые популисты (за исключением коалиции «Сириза» в Греции и левой партии «Подемос» в Испании).

С 2008 года Обама принял аналогичную стратегию политики этнической и культурной самобытности, но умолчал о своей экономической программе защиты Уолл-стрит от списания долгов и дерегулирования финансов (поддерживая прокорпоративное Транстихоокеанское партнёрство и связанное с ним Соглашение о торговле услугами TISA). Обама также закрепил основы для сбалансирования бюджета с помощью неолиберальной реформы по сокращению программ социального обеспечения и медицинского обслуживания престарелых («Медикэр»), чтобы подготовить почву для их приватизации.

Риторика Тэтчер-Пиночета о «трудовом капитализме» и «собственности рабочих на средства производства» (посредством акционерной собственности, управляемой Уолл-стрит) была пущена в ход с целью убедить работников «взять на себя ответственность» за выход на пенсию, отдав свои пенсионные накопления в руки менеджеров денег. Такова была цель, к которой стремился Джордж У. Буш, но не смог достичь её в 2004 году, когда фондовый рынок начал буксовать. Президенту-республиканцу вряд ли удалось бы провести приватизацию системы социального обеспечения через демократический Конгресс. Только президент-демократ смог приглушить такую оппозицию. Так же, как и в Британии, лишь лейбористская партия смогла заставить замолчать левую оппозицию, чтобы «перетэтчеризовать» консерваторов путём приватизации железных дорог и других средств транспорта в печально известном партнёрстве государственного и частного секторов (PPP).

То, как Обама организовал свою Федеральную комиссию по финансовой ответственности и реформе 2009 года, продемонстрировало политику, которую его сторонники хотели видеть обоснованной для общественности. Во главе комиссии он назначил корпоратиста при Клинтоне Эрскина Боулза и бывшего сенатора-республиканца Алана Симпсона. Боулз и Симпсон определили финансовую ответственность как балансирование бюджета (без повышения налогов на богатых) и «реформу» — как сокращение социального обеспечения. Цель состояла в том, чтобы, наконец, воплотить мечту Уолл-стрит о направлении взносов социального обеспечения на приватизированные счета, которые менеджеры денег будут вкладывать в дальнейшую финансиализацию экономики, с первоначальным притоком средств для повышения цен на фондовом рынке в новом пузыре.

Когда Комиссия Боулза-Симпсона при Обаме призвала к «реформе» социального обеспечения для сбалансирования бюджета США, у них не было даже грубого оправдания, которое использовали европейские политики: Договор о евро ограничивал бюджетные дефициты всего 3 % ВВП (как это обсуждается в следующей Главе). Это ограничение позволяет правительствам обвинять Конституцию в блокировании кейнсианского роста с 2009 года, как будто жёсткая экономия является законом природы, а не тактикой классовой борьбы.