Майкл Хадсон - Убийство Хозяина: Как финансовые паразиты и долговое рабство разрушают мировую экономику

Предположение о том, что никакие государственные расходы не могут принимать форму капиталовложений и что все бюджетные дефициты являются просто мёртвым грузом для экономики, меняет на противоположное направление, в котором цивилизация двигалась в течение тысячелетий. Отсутствует бухгалтерский учёт погашения государственных инвестиций как актива, сокращающего дефицит из-за «текущих» расходов. Выходит, будто лишь частный сектор имеет баланс с активами и производительными расходами на них. Ирония состоит в том, что ведение счетов и отчёты о прибылях и убытках были изобретены в храмах и дворцах Месопотамии около пяти тысяч лет назад!

Европейский Центральный банк и МВФ предоставляют кредиты правительствам только для того, чтобы выдавать их банкам, дающим кредиты для повышения цен на недвижимость и активы и тем самым спасающим себя от потерь на чрезмерное кредитование, которое сокращает экономику. Жёсткая экономия и приватизация встроены в эту модель и приветствуются как «снижение издержек производства», «рационализация рабочей силы» и «повышение конкурентоспособности экономики».

Всё это требует идеологической защиты «мусорной» экономики. Общественное презрение можно предотвратить, сделав вид, что лоббисты являются «специалистами» и, следовательно, их экономическая классовая война вне политики. Президенты США и зарубежные премьер-министры теперь оставляют выработку политики аппаратчикам, назначаемым основными спонсорами их выборных кампаний. Номинальные главы государств используют свой пост в качестве «кафедры проповедника» для пропаганды неолиберальной экономической идеологии на службе финансовых элит. Общая тактика проталкивания «реформ», направленных против трудящихся (следует называть их контрреформами), — обвинять в дефиците бюджета США и Европы стареющее население и удорожание медицинской помощи и социальных программ, выгодных семьям с низкими доходами. Но только не финансовое меньшинство, богатеющее благодаря перекладыванию налогового бремени на рабочую силу, что вызывает жёсткую экономию, ведущую к снижению налоговых поступлений и ещё более глубокому бюджетному дефициту. Вина возлагается на жертвы, а не на их финансовых палачей.

Поляризация долга также изображается как демографическая проблема, характеризующая кредиторов как пожилых людей, которые предусмотрительно накопили средства для выхода на пенсию, а не Один Процент населения, которые наследуют состояния, не экономя на заработной плате за свою собственную работу. Таким образом, поляризация богатства представляется результатом «объективных» естественных причин, а не предвзятой олигархической политики.

Действительно, поскольку налоговые поступления падают из-за растущего обслуживания долга и перекладывания налогового бремени на рабочую силу (наряду с повышением цен на приватизированные услуги, прежде государственные), финансовые лоббисты используют бюджетный дефицит как возможность призвать к аукционным продажам государственной инфраструктуры. Кредитное плечо в отношении государственного дефицита (особенно в иностранной валюте) используется для превращения общественных дорог в платные. Другие государственные инвестиции финансиализируются как сходные возможности для сбора платы. Эти приватизации повышают стоимость жизни и ведения бизнеса, делая экономику более дорогой, даже когда она лишается средств. Так демократия превращается в неофеодальную олигархию.

Для финансового сектора самая важная приватизация — это создание денег. Её цель, чтобы экономики стали зависеть от банковского кредита, а не от государственных расходов для предоставления денег и кредита, необходимых для роста. Эта мечта осуществилась во времена администрации Билла Клинтона, который закончил 1990-е годы с профицитом бюджета, т.е. получив от налогов больше, чем их потратив. Денежная масса выросла исключительно за счёт наращивания долговых обязательств экономики, а не благодаря созданию государственных денег.

Количественное смягчение субсидирует инфляцию цен активов

В течение полувека после 1930-х годов дефицитное расходование рассматривалось правительствами как способ оживления экономики в периоды спада. Создание государственных денег для финансирования дефицита считалось увеличением производства и занятости. И по мере приближения к полной занятости потребительские цены и заработная плата вырастут пропорционально росту денежной массы.

Такая тенденция государственных расходов к повышению цен подтолкнула держателей облигаций и антипрофсоюзные круги потребовать жёсткой монетарной политики и высоких процентных ставок для удержания роста заработной платы. Сегодняшние финансовые круги сделали полный поворот в политике. Все они выступают за создание денег центральными банками до тех пор, пока это не будут «кейнсианские» расходы на государственные проекты, в которых используется рабочая сила или иным образом увеличиваются покупки товаров и услуг.

Это создание денег не считалось частью дефицита федерального бюджета, потому что рассматривалось как quid pro quo (услуга за услугу, взаимовыгодное) — как если бы ФРС просто предоставляла краткосрочную ликвидность в обмен на своп надёжных долгосрочных активов. Оно не сталкивалось с кризисом платежеспособности, когда «хорошие» официальные деньги закачивались в (сверх)оплату «мусорного» ипотечного кредита, созданного банками. Однако эта ловкость рук просто скрывала проблему долговых накладных расходов. Предоставление ликвидности банкам и остановка бегства вкладчиков ничего не делают для избавления от долгового бремени. Без списания долгов субсидирование банков сохраняет накладные расходы, чтобы продолжать откачивать настолько много доходов, что в экономике возникнет ещё больше разрывов цепочки платежей. Краткосрочное решение проблемы «доверия» не решает долгосрочную проблему, которая должна потрясти «веру» в то, что экономика действительно сможет восстановиться без списания долгов. Ключевым принципом в таких ситуациях является факт, что долги, которые не могут быть выплачены, выплачены не будут. Администрация Гайтнера-Обамы делала вид, что экономика может их выдержать и погасить, если только банкам будет дано достаточно средств, чтобы ссужать ещё больше денег в обременённой долгами экономике. Предполагалось, что именно в этом и заключалось количественное смягчение.

Новый льготный кредит, одобренный Уолл-стрит, не был «потрачен на экономику» путём оплаты коммунальных услуг или инвестиций в государственную инфраструктуру. Он не был выдан домовладельцам или использован для облегчения бремени задолженности. Вместо этого Федеральная резервная система предоставляла кредит банкам Уолл-стрит по ставкам, близким к нулю, в рамках количественного смягчения (QE). Оправданием этому подходу служило то, что банки приложат усилия и одолжат эти деньги, чтобы оживить экономику. Было заявлено, что банковское кредитование под проценты более эффективно, чем государственные расходы бюрократов — как будто все государственные расходы были просто безвозвратными потерями.