Сергей Кара-Мурза - Новое средневековье XXI века, или Погружение в невежество

Директор Центра независимых социологических исследований (ЦНСИ) В. М. Воронков (сам поучаствовавший в «мягком» диссидентстве) писал о шестидесятниках: «Это поколение, ставшее поставщиком ресурсов для движения протеста, сыграло решающую роль в подготовке революционных изменений в обществе, которые произошли три десятилетия спустя» [73, с. 173].

Как пишет А. Тойнби, «среди англоязычных протестантов до сих пор можно встретить “фундаменталистов”, продолжающих верить в то, что они избранники Господни в том, самом буквальном смысле, в каком это слово употребляется в Ветхом Завете» [349, с. 96].

Суханов в «Записках о революции» писал: «Мы ушли, неизвестно куда и зачем, разорвав с Советом, смешав себя с элементами контрреволюции, дискредитировав и унизив себя в глазах масс, подорвав всё будущее своей организации и своих принципов… Уходя со съезда, оставляя большевиков, … мы своими руками отдали большевикам монополию над Советом, над массами, над революцией. По собственной неразумной воле мы обеспечили победу всей линии Ленина» [713].

Пришвин, мечтавший о приходе белых, 4 июня 1920 г. записал в дневнике: «Рассказывал вернувшийся пленник белых о бесчинствах, творившихся в армии Деникина, и всех нас охватило чувство радости, что мы просидели у красных».

В российском обществе у некоторые сложилось мнение, что белые армии воевали за царя, а красные — за социализм. Надо отметить, что против такого мнения не возражали и большевики. Но данное мнение является ошибочным и совершенно не соответствует действительности того времени.

Многие офицеры, «не становясь приверженцами советской власти, привыкли именно к своей части, и какое-то странное, непоследовательное чувство чести заставляло их драться на нашей стороне» [707].

А. Н. Яковлев сразу поддержал идею, что хозяйство надо отдать в управление иностранному капиталу: «Без того, чтобы иностранному капиталу дать гарантии свободных действий, ничего не получится. И надо, чтобы на рынок были немедленно брошены капиталы, земля, средства производства, жилье» [94]. Это деиндустриализации России. А. Н. Яковлев предложил нашим реформаторам доктрину — Семь «Д» . Это те семь магических действий, которые надо совершить, чтобы в РФ возникло благолепие на базе частной собственности. Четвертым «Д» у него стоит деиндустриализация .

Вот запись высказываний Бунина «о русском народе»: «Отношение к народу у Бунина соединено с пессимизмом, в основе которого признание бессилия разума в исторической жизни… От дикости в народе осталось много дряни, злобности, зависть, жадность. Хозяйство мужицкое как следует вести не умеют. Бабы всю жизнь пекут плохой хлеб. Бегут смотреть на драку или на пожар и сожалеют, если скоро кончилось. По праздникам и на ярмарках в бессмысленных кулачных боях забивают насмерть. Дикий азарт… Нет потребности улучшать свою жизнь. Кое-как живут в дикарской беспечности» [627].

Биографический справочник деятелей (1997) писал о С. Б. Веселовском: «После Октябрьской рев. 1917 стал сотрудничать с новой властью… Его фундаментальные исследования по истории рус. феодализма принесли ученому научное признание: в 1929 избран членом-корреспондентом АН СССР, в 1946 стал академиком… Несмотря на научные регалии, подвергся шельмованию рецензентов (“Читая книгу С. Б. Веселовского, трудно поверить, что автор ее — советский ученый”)» [642].

Например, все мы привыкли к понятию «температура», и нам кажется, что мы всегда понимаем, о чем идет речь, и что 20 градусов — это вдвое больше, чем 10. В действительности же температура — сложное понятие, связанное с целым рядом предположений, теорий и моделей (например, 20 °C вовсе не вдвое больше, чем 10 °C). А уж когда ученый использует не столь привычное публике понятие «энтропия», то вряд ли вообще кто-нибудь его понимает.

«Когда в 1862 г. умер последний мужчина-тасманиец, соперничающие группы врачей буквально дрались за кусочки мертвого тела. А один “просвещенный” доктор изготовил из лоскута его кожи кисет. Эти отвратительные “научные подвиги” так напугали последнюю женщину-тасманийку, что она попросила похоронить себя в море. Ее желанием пренебрегли, а скелет демонстрировали в музее до 1947 г. Спустя много лет он был, наконец, кремирован, а пепел развеян над океаном» [В мире науке. 1992, № 7, 82].

Часто приводится такой пример. Во время Версальской конференции один американский журналист сочинил «Декларацию» с требованием предоставить независимость Калифорнии. Она была написана высоким стилем политических заявлений, но содержала множество совершенно абсурдных мест (например, требование объявить нейтральной зоной реку Колумбия, поскольку в ней «жировал калифорнийский лосось и для жителей Калифорнии было невыносимым сознавать, что эта чисто калифорнийская рыба проводила свои детские и отроческие годы под господством этнически чуждых людей». Этот документ был принят всерьез и опубликован в европейской прессе.

Например, философы разных направлений приходят к выводу, что идея прогресса имеет под собой не рациональные, а именно религиозные основания, выводимые из специфической для европейской цивилизации веры . Н. А. Бердяев пишет: «Психологию веры мы встречаем у самых крайних рационалистов, у самых фанатических сторонников научно-позитивного взгляда на мир. На это много раз уже указывалось. Люди “научного” сознания полны всякого рода вер и даже суеверий: веры в прогресс, в закономерность природы, в справедливость, в социализм, веры в науку — именно веры» [43].

В 1968 г. я познакомился с американским химиком (он также был гуманитарием и специалистом по управлению). Он был после войны перемещенным лицом, кончил в США университет, работал там — и вот вернулся в СССР. Он много рассказывал мне об Англии и США, об организации их химической науки. В частности, он рассказал, что во время индустриализации все население Англии в течение целого века переживало тяжелый стресс, особенно рабочие. Как он выразился, это был век поголовного пьянства, привыкнуть к городу и заводу людям было очень трудно. И ему было удивительно, что в СССР молодые рабочие, юноши и девушки, живут и работают без признаков стресса и этого синдрома. Но сейчас мы знаем, что были и другие травмы стресса, которых мы не замечали.

При этом обнаружена связь между оккультизмом и пессимистической установкой, между оккультизмом и индивидуализмом.