Мартин Ли - Фашизм: реинкарнация. От генералов Гитлера до современных неонацистов и правых экстремистов

Когда в Германию начали прибывать еврейские беженцы из Советского Союза, министр внутренних дел Баварии Эдмунд Штойбер рекомендовал оставить в Германии только тех, у кого там проживали члены семьи. Редакционная статья в газете «Frankfurter Rundschau» оценила предложение Штойбера как «неприличную сатиру», принимая во внимание тот факт, что большая часть немецких евреев систематически уничтожалась нацистами [607]. Те из них, кто пережил войну, оставшись в Германии, все равно рассматривались как евреи, а не как немцы. Это имело под собой юридическую основу, восходящую ещё к Третьему рейху. По немецким законам, определяющим гражданство по этническому принципу, а не по рождению или проживанию на территории Германии, немецкая и еврейская кровь различаются между собой. Одержимость «немецкой кровью» снова вышла на первый план, когда помощники канцлера Коля, включая и министра здравоохранения, потребовали прекратить использование «иностранной крови» в немецких клиниках [608].

Сам канцлер также не брезговал использованием антиеврейских предрассудков, если это было необходимо для завоевания критически важных голосов избирателей. В марте 1992 года Коль встретился в Германии с покидавшим свой пост президентом Австрии Куртом Вальдхаймом. Это был первый визит бывшего генерального секретаря ООН в западную страну после произошедшего шестью годами ранее разоблачения участия Вальдхайма в чинившихся немцами в годы войны расправах на Балканах. Когда несколько еврейских организаций выразили своё неудовольствие визитом, Коль оборвал их, заявив: «Я ни в чьих советах не нуждаюсь» [609].

В большей степени заранее рассчитанные, нежели импровизированные, подобные жесты были направлены на то, чтобы заручиться поддержкой Христианско–демократического союза среди консерваторов в то время, когда ультраправые партии, после небольшой паузы в момент объединения страны снова стали демонстрировать свою растущую популярность на выборах. В апреле 1992 года республиканцы взяли 11% голосов на земельных выборах в Баден–Вюртемберге, в результате чего Христианско–демократический союз утратил сохранявшиеся в течение 20 лет лидирующие позиции в регионе. Соперник «Республиканцев» из числа ультраправых «Германский народный союз» (Deutsche Volksunion, DVU) преодолел пятипроцентный барьер и провёл своих кандидатов в земельные парламенты Шлезвиг- Гольштейна и Бремена. Названный американской военной разведкой «неонацистской политической партией» «Германский народный союз» во главе с Герхардом Фраем был ненамного более экстремистским, чем партия Шёнхубера. Однако острое личное соперничество помешало двум лидерам ультраправых сформировать единый фронт.

Рост влияния ультраправых заставил христианских демократов пойти на дополнительные изменения с целью предотвратить размывание своей электоральной базы. Изменения дошли до того, что, по словам журналиста «Franfurter Allgemeine Zeitung», политика Христианско–демократического союза и «Республиканцев» «сблизилась настолько, что её можно было спутать». Даже глава «Республиканцев» Франц Шёнхубер признал, что позиция Коля по ключевым вопросам «полностью соответствовала тому, к чему призывала их программа». Однако каждый сдвиг Коля вправо тем самым добавлял доверия по отношению к последовательным неофашистам, делая их доводы о «козлах отпущения» более приемлемыми. Эта коварная динамика подчёркивала обстановку фанатизма, способствовавшую демагогам и страстным неонацистским агитаторам. Новые погромы были неизбежны [610].

Число нападений на иностранцев, совершенных правыми экстремистами после воссоединения Германии, исчислялось тысячами, однако один из этих случаев был наиболее символичен. В октябре 1991 года неонацисты осквернили кладбище в деревне Роендорф близ Бонна. Свастика была нарисована на десятках надгробных камней, в том числе и на памятнике Конраду Аденауэру, первому канцлеру Западной Германии. Осквернение этой могилы ясно показало ненависть преступников к демократической системе и страстное желание устранить её.

Большинство неонацистских лидеров были достаточно умны, чтобы понять, что захват власти в данной ситуации был нереалистичным. Кристиан Ворх мог собрать на демонстрацию от двух до трёх тысяч активистов, однако он знал, что само по себе это никак не угрожает государству. Однако утверждать, что неонацисты не играют никакой роли в политике Германии, как это делал канцлер Коль, было бы серьёзной ошибкой. Им уже удалось изменить политический процесс в стране, привнеся в него этническую ненависть. Ворх и его соратники не зря били себя кулаками в грудь, приписывая себе заслугу в том, что Коль после падения Берлинской стены избрал себе в качестве цели иностранцев.

Неонацисты рассматривали себя движущей силой в быстром смещении правительства Германии вправо. Их усилиям по воздействию на политические программы основных партий содействовали и немецкие официальные лица, продолжавшие отрицать тот факт, что в основном расистские выходки осуществлялись организованными группами правых экстремистов. В то время как Коль и его сподвижники продолжали приписывать нападения «отдельным лицам, действующим без конкретной цели», а также аполитичным уличным бандам, неонацисты укрепляли связи между собой, в том числе и с помощью компьютерных технологий. Сеть «Туле», состоявшая более чем из 10 электронных досок объявлений, предоставляла информацию о предстоящих политических митингах, указания о том, как начать выпуск газеты, и даже инструкции по изготовлению бомб. Запрещённые в Германии книги, в том числе те, что ставили под сомнение Холокост, были легко доступны по электронной почте. Невероятный рост «электронного» фашизма стал важным моментом в обретении движением ультраправых подлинно международного масштаба [611].

Иногда руководителям немецких неонацистов удавалось обыграть представителей властей в кошки–мышки, используя компьютеры, портативные рации, сотовые телефоны и автоответчики. Новые способы связи позволяли неонацистам избегать заблокированных полицейскими дорог и командовать колоннами своих сторонников, выдвигавшимися на политические демонстрации. Подобная высокотехнологичная поддержка была использована в конце августа 1992 года, когда Эвальд Альтханс и сотни его сторонников под покровом темноты пробрались в восточногерманский балтийский порт Росток. Некоторые из них приехали из Австрии и Скандинавии, чтобы принять участие в неистовых этнических чистках.

Произошедшее в городе сильно напоминало сцену из 1930‑х годов. Под восторженный рёв тысяч местных жителей толпа неонацистов набросилась на центр по приёму беженцев, где проживали румынские цыгане. Когда жилище иммигрантов вспыхнуло, восторженная толпа запела рождественскую песню «Tannenbaum» («Ёлочка») и «Германия превыше всего». Местный сотрудник правоохранительных органов Юрген Декерт позднее признавал, что «полиция договорилась с хулиганами о том, что не будет вмешиваться» [612].