Владимир Гельман - Авторитарная Россия: Бегство от свободы, или Почему у нас не приживается демократия

Успешная демократизация не происходит сама собой лишь вследствие свержения авторитарного режима. Она становится возможной (но не гарантированной), лишь когда важнейшим политическим акторам удается не просто принять новые демократические «правила игры», но и добиться их успешного воплощения в жизнь. Эти правила должны стать работающими с точки зрения предотвращения монополии на власть и эффективного управления страной. Принять такие правила и выполнять их удается далеко не всегда. Поэтому тем политикам, которые заботятся о демократизации России, необходимо будет извлечь уроки из чужих ошибок и из отечественного опыта 1990–2010-х годов.

Политические институты, которые строились в России в течение последних трех десятилетий, по большей части не подлежат эволюционному улучшению посредством частных изменений и поправок. Но при этом надо отдавать себе отчет в том, что кардинальная смена «правил игры» может привести к тому, что одни недемократические правила будут сменены другими. И к тому, что игра по новым (пусть более демократическим) правилам может принести нашей стране ничуть не лучшие результаты. Эти риски неизбежны, хотя их можно и нужно минимизировать.

Обсуждение того, какие новые «правила игры» могли бы оказаться полезны для демократизации России, могло бы занять целую книгу. Но важно, что процесс формирования и внедрения этих правил будет происходить в результате сложного баланса сил и интересов различных политических акторов, и вряд ли новые институты окажутся идеальными. Скорее задача будет состоять в том, чтобы сделать их более защищенными от нового захвата и монополизации власти и в то же время избежать блокировки принятия и реализации политических решений.

Необходимо будет избежать двух рисков: прихода к власти в результате демократизации экстремистских политических сил и/или новых автократов, способных подорвать перспективы успешного развития страны и привести к насилию, а также вопиющей неэффективности управления, грозящей повлечь за собой тяжелые последствия вплоть до территориального распада страны. Принятие новых «правил игры» в России будет возможно лишь в процессе демонтажа авторитарного режима или непосредственно после его падения. Поэтому пока говорить о создании новых демократических институтов в нашей стране как о первоочередной задаче равнозначно попытке поставить телегу впереди лошади. Однако даже если исходить из того, что «ползучая» демократизация может вывести нашу страну из «негативного равновесия» и стать основным направлением политического развития, означает ли это, что она приведет Россию к демократии?

Ответ на этот вопрос на сегодня неизвестен из-за ограниченности экспертного знания, как индивидуального, так и коллективного. Список неизвестных величин, которые могут обусловить тот или иной вариант выхода России из нынешнего «негативного равновесия» или, наоборот, сохранение этого равновесия в длительной перспективе, очень широк и не специфичен по отношению к нынешним политическим тенденциям. Но есть как минимум три значимые неизвестные величины, динамика которых особенно важна в нынешнем российском контексте. Именно от них зависит, в каком направлении могут оказаться «развернуты» возможные изменения политического режима в России или сохранение политического статус-кво.

Первая из них — состояние настроений элит и масс, их динамики и связанных с этими параметрами характеристик политического поведения россиян. В условиях авторитарных режимов общественные настроения, очень важные для анализа политических изменений, поддаются оценке с большим трудом. Имеющиеся в распоряжении специалистов средства оценки общественных настроений, массовые опросы и фокус-группы далеко не совершенны и подвергаются обоснованной критике449.

В условиях авторитаризма, который опирается на ложь и страх как инструменты господства, данные об общественных настроениях подвержены различным искажениям. Граждане не всегда в состоянии самостоятельно сформировать последовательные предпочтения, и часто сведения, которые они сообщают в ходе опросов и фокус-групп, оказываются внутренне противоречивы450. Вдобавок авторитаризм подталкивает граждан к «фальсификации предпочтений»451. Речь идет в лучшем случае об отказе давать социально неодобряемые ответы на вопросы, а в худшем — о заведомо недостоверных ответах на чувствительные с точки зрения людей вопросы. «Фальсификация предпочтений» — это своего рода «фига в кармане», которую граждане до поры до времени скрывают от окружающих, но иногда достают и демонстрируют властям в самый неожиданный для них «критический момент»452.

Порой смена гражданами декларируемых предпочтений может повлечь за собой даже коллапс авторитарного режима (как это было в случае Восточной Германии в 1989 году, где каскад внезапных событий запустил процесс поглощения страны ее западным соседом)453. Но подчас «фига» может оставаться в кармане на протяжении долгого времени. Тогда ни режим, ни его противники не узнают об истинных предпочтениях граждан до тех пор, пока новые вызовы сохранению политического статус-кво не возникнут как бы «из ниоткуда». А поскольку вызовы внешне стабильному авторитарному режиму могут возникнуть почти в любой момент, поведение всех участников политического процесса становится заведомо непредсказуемо.

Поэтому власти готовы реагировать на эти вызовы по принципу «у страха глаза велики» и стремятся обезопасить себя даже от тех рисков, которые на самом деле не слишком для них опасны. Но и похожие на мантры заклинания, что рано или поздно авторитарный режим падет, и «прекрасная Россия будущего» безусловно настанет, могут долго оставаться не более чем благими пожеланиями. А когда они все же оказываются реальностью, к кардинальным переменам мало кто оказывается готов. Нечто подобное произошло в нашей стране в период краха коммунистического режима и распада СССР. Незнание предпочтений граждан и их готовности конвертировать эти предпочтения в действия увеличивает вероятность повторения такого развития событий.

Второй ключевой вопрос для демократизации любых авторитарных режимов — барьеры на пути силового подавления режимом его противников, которые он не в состоянии преодолеть. Каковы должны быть масштабы и продолжительность сопротивления граждан, чтобы режим был вынужден пойти на принципиальные уступки им по политически значимым вопросам? Если таких барьеров не существует вообще или они запредельно высоки и недостижимы, то и шансы на «ползучую демократизацию» крайне невелики.

В российском случае эта проблема стоит особенно остро. До последнего времени Кремль прибегал к селективным репрессиям в отношении своих противников, но в ряде случаев шел и на отдельные уступки согражданам по локальным вопросам (как экологические протесты в Шиесе)454. В то же время пока случаев массового сопротивления режиму, создающих угрозы его выживанию, в России не отмечалось, и неясно, что именно может заставить власть отступить. Хотя готовность властей к применению массового политического насилия (как в Узбекистане, где был жестоко подавлен «бунт» в Андижане в мае 2005 года) сомнений не вызывает, переход к массовым репрессиям может на долгие годы определить стратегию правящих групп (как это было в СССР после бойни в Новочеркасске в 1962 году).