Владимир Гельман - Авторитарная Россия: Бегство от свободы, или Почему у нас не приживается демократия

В качестве примера он приводит Тайвань, переживший оккупацию Японией и длительный конфликт с материковым Китаем и прошедший путь к демократизации в 1980-е годы благодаря умелому лидерству сына диктатора Чан Кайши Цзян Цзинго. Для России аналогом такой траектории развития выступает потенциально возможный распад ее авторитарного имперского пространства на более мелкие территориальные образования. Но в целом, считает Заостровцев, «правовая» цивилизация в XXI веке переживает закат и уступает «силовой», поэтому шансы на демократизацию в России (да и в мире за пределами Запада) несущественны.

Эта «пессимистическая» точка зрения уязвима по нескольким основаниям. Критики отмечали ее телеологизм и одностороннюю интерпретацию исторического опыта России и других стран: в анализ произвольно включаются одни факты из прошлого и игнорируются другие («правовой» характер странам Запада был присущ не всегда, а стал результатом длительной эволюции; Россия не была и не является настолько безнадежной страной, как это следует из работы Заостровцева)420. Данный подход также противоречит данным сравнительных исследований: электоральные демократии в современном мире остаются наиболее распространенным типом политических режимов, и отмечавшееся в 2010-е годы отступление демократизации, во-первых, не столь значительно, а во-вторых, не является необратимым421.

Пессимизм в отношении перспектив демократизации в России и в мире — отчасти реплика «пессимистического» консенсуса, господствовавшего среди специалистов в 1970-е годы, когда представления о глобальном кризисе и упадке демократии были преобладающими422, а прогнозы, что демократизация коммунистических режимов заведомо невозможна, не вызывали сомнений вплоть до начала перестройки в Советском Союзе423. Даже не вдаваясь в дискуссии о реальности и возможных позитивных эффектах территориального распада России, стоит отметить, что такие события сами по себе отнюдь не служат триггерами демократизации. Скорее наоборот: на месте одного авторитарного режима может возникнуть множество локальных424 автократий в регионах и населенных пунктах, подобных политическому режиму в поселке из фильма Андрея Звягинцева «Левиафан»425. Наконец, представления о вечной обреченности России на автократию вызваны тем, что сторонники таких воззрений заведомо впадают в позорный смертный грех уныния — не самый пригодный инструмент для научного анализа.

Каковы бы ни были макрооснования, на которых строят свой анализ «оптимисты» и «пессимисты», с точки зрения «реалистов» поиск альтернатив лежит по ту сторону ожиданий и неизбежности демократизации в России, и ее невозможности. Этот поиск опирается на то, что объективные факторы политических изменений (или их отсутствия) могут существовать и развиваться на протяжении длительного времени, но кардинальные политические сдвиги — как в направлении демократизации, так и в направлении авторитаризма — не происходят сами собой. Как правило, они становятся результатом и сознательных, и непреднамеренных шагов, предпринимаемых политическими акторами.

Путь, который Россия прошла после 1991 года от крушения коммунистического режима до консолидации авторитаризма, и возможные изменения этого режима в будущем, — это следствие действий политических акторов. Поэтому для осмысления возможных механизмов и последствий выхода России из нынешнего «негативного равновесия» и смены ее политического режима в среднесрочной перспективе, в рамках жизней нынешних поколений россиян (т.е. десятилетий, а не веков) приходится менять исследовательскую оптику и возвращаться от рассуждений о политике в России в духе «долгого времени» к изучению поведения акторов, их идей, интересов и институтов, на котором был основан наш анализ российской политики предшествующего тридцатилетия.

Любые возможные предпосылки демократизации, как и спрос на политические перемены со стороны граждан, всего лишь создают необходимые условия для демократизации, но не служат достаточными для нее условиями. Такие перемены чаще всего происходят в силу длительной и непростой борьбы граждан за свои политические права. Иногда случаются и «демократизации по ошибке», вызванные неверной оценкой автократами своих шансов и перспектив426. Кроме того, исход политических перемен никогда заведомо не предопределен. Даже при сочетании объективных факторов для демократизации и усилий, предпринятых ее сторонниками, попытки изменений авторитарного режима могут включать в себя несколько раундов борьбы и сопровождаться не переходом к демократии, а ужесточением авторитарного режима. Примеров тому несть числа — от жесткого подавления студенческих выступлений в Кванджу в Южной Корее (1980) и введения военного положения в Польше (1981) до жесткого силового подавления массовых выступлений после президентских выборов 2020 года в Беларуси.

Поэтому не приходится удивляться тому, что распространенным вариантом трансформации авторитаризма часто становится не демократизация, а переход от одного авторитарного режима к другому427. И даже если на смену нынешнему персоналистскому режиму Владимира Путина придет новый автократ — скажем, некий гипотетический и условный «Шмутин», то само по себе это не будет означать демократизации России. При определенном стечении обстоятельств это может повлечь за собой даже поворот режима от «плохого» к «худшему». В опирающемся на схожий подход исследовании переходов к демократии в 1970–1980-е годы Гильермо О'Доннелл и Филипп Шмиттер сравнивали смену режимов с шахматной партией, исход которой заранее не предопределен428. Продолжая эту параллель, можно говорить о целом матче, играющемся сразу на нескольких шахматных досках одновременно несколькими игроками. Анализ такого сложного процесса — задача со многими неизвестными.

Пути из тупика: что нам известно и что неизвестно

Важнейший вызов для российского авторитаризма — дефицит легитимности авторитарного режима в глазах россиян и нарастающие риски ее подрыва. События 2020 года в соседней Беларуси — конкурентные президентские выборы и последовавшие за ними массовые протесты — лишь усугубили это восприятие рисков в глазах Кремля. Поэтому ответные удары по политическим и гражданским правам россиян и по оппозиции вскоре не заставили себя ждать. Кремль инициировал пакет новых репрессивных законов, направленных на ужесточение наказаний для реальных и/или потенциальных критиков властей и их селективное применение по отношению не только к специально подобранным «мишеням»429, но и к целым секторам общественного активизма (включая регулирование просветительской деятельности, возможности произвольного закрытия доступа к интернет-сайтам и социальным сетям, уголовное наказание за клевету в отношении неопределенного круга лиц)430.