Иосиф Дискин - Альтернативы «российского прорыва»

Выдвигая эту концепцию, автор не знал, что он, как герой Мольера Журден, говорит прозой [198]. Эта концепция соотносится с междисциплинарной исследовательской программой – «экономикой конвенций», ставшей одной из самых влиятельных исследовательских парадигм, сложившейся в последние десятилетия во Франции [199]. Знакомство с «экономикой конвенций» укрепила убежденность автора в адекватности предлагаемой теоретической концепции.

Исходная гипотеза данной теории состоит в том, что «после сбора информации и переговоров разумные экономические агенты могут достигать соглашения по поводу единого представления о коллективном, призванного обеспечить нормальное функционирование их отношений (ниже мы назовем это конвенцией)» [200].

Эта конструкция позволяет также объяснить, как могут относительно успешно функционировать институты при отсутствии условий, признанных необходимыми в классической теории. Опираясь на положения теории конвенций, можно представить, что «координирующую функцию выполняют не столько сами правила, сколько их интерпретации, соглашения и взаимные ожидания акторов» [201]. Это утверждение хорошо согласуется с приведенными выше результатами социологического опроса (см. диаграмму 2), в соответствии с которой легальные нормы, наряду с индивидуальными ценностями, выступают в условиях неопределенности рамкой при принятии рискованных решений.

При таком прочтении «институты не всегда соответствуют критерию эффективности, что, однако, не лишает их свойства уменьшать (но не устранять) неопределенность, в условиях которой взаимодействуют агенты, a priopi (но не систематически) рациональные и действующие в собственных интересах» [202].

Здесь следует отметить, что рассматриваемая концепция соответствует трем ключевым концептам предшествующего обсуждения. Значимым также в этом обсуждении аргументом является то, что эта конструкция, как это отмечалось выше, укладывается в логику процессов социальной трансформации, охарактеризованных в рамках соответствующей объяснительной схемы.

Во-первых, здесь видна роль партикулярных ценностей, сочетающихся с ценностями универсальными. При этом последние задают внешнюю, достаточно прочную рамку для взаимодействия агентов, участвующих в коммуникациях.

Во-вторых, эта концепция показывает большую роль горизонтальных связей в выработке конвенций. Соответственно, она включает социальный контроль, как условие, необходимое для поддержания эффективных коммуникаций. Нарушение норм конвенции означает их разрыв и последующее разрушение конвенции.

В-третьих, она усиливает нашу ориентацию на использование проблемного подхода, призванного так же, как формируемая конвенция, снижать неопределенность ситуаций, в которых действуют социальные агенты. Можно сказать, что конвенция – институт, призванный систематически разрешать проблемы, возникающие в ходе социального взаимодействия акторов .

Важным дополнительным аргументом в пользу ее использования в качестве соответствующей объяснительной схемы является адекватность концепции «институциональной конвенции» специфике отечественных трансформационных процессов. Это позволяет оценивать данную концепцию, как комплементарную рассмотренной выше обобщенной схеме трансформационных процессов.

Рассматриваемая конвенция формируется в «сетях доверия», создающих рамку для необходимых коммуникаций. Эти коммуникации основаны на рациональных представлениях акторов о предвидимых последствиях их взаимодействия с соответствующими элементами институциональной среды. Такой взгляд позволяет также продвинуться в понимании существа и условий формирования таких сетей. Именно в этом процессе наличие совпадающих партикулярных ценностей становится необходимым условием как формирования, так и устойчивости этих сетей.

Следует отметить, что недостаточное внимание этой стороне формирования «сетей доверия» является барьером на пути изучения механизмов формирования доверия в нашей стране.

В то же время включение этого измерения позволяет, например, объяснить феномен гораздо более высокого уровня доверия Президенту В.В. Путину, по сравнению со всеми другими институтами. Национальный лидер в своей риторике и во время неформального общения, транслируемого СМИ, обращается к партикулярным ценностям, к «человеческой» интерпретации универсальных ценностей.

Предлагаемая объяснительная схема позволяет понять, что под внешней оболочкой формальных институтов, основанных на универсальных ценностях и обращающихся исключительно к рациональной мотивации акторов, направленных на реализацию их нормативных целей, скрывается (иногда и не скрывается вовсе) функционирование, основанное на конвенционально выработанном взаимодействии неформальных норм [203].

Такой характер функционирования открывает достаточно широкие возможности для приватного использования административного и финансового ресурсов этих институтов. Формальные цели соответствующего института осуществляются лишь в той мере, в которой этого требуют лояльность к вышестоящим инстанциям и обеспечение безопасности от «наезда» силовых ведомств.

Здесь уместна оценка российских социологов: «Сетевые отношения вырастают на ресурсах тех институтов, которые ориентированы на поддержание нормы (общего “потолка”) и в этом плане содержат обязательное ограничение на доступ к ресурсам и его объемам. Манипуляция доступом к подобным ресурсам и составляет “капитал”, силу, основание значимости “нужных людей”… Идет борьба за “общее”, за минимум положенного всем (декларируемого), – борьба не за качество образования, а за диплом, не за улучшение медобслуживания, а за то, чтобы просто положили в больницу» [204].

Неприемлемость подобной ситуации вызывает понятную реакцию общественного мнения, вызывающую в качестве ответа наращивание контроля, рост санкций по отношению к руководителям соответствующих органов и учреждений.

Однако непосредственное следование объяснимым общественным эмоциям вряд ли приведет к улучшению ситуации. Оно лишь станет одним из циклов «качелей» – отмеченного выше противоборства между «бизнесом» и «либералами», с одной стороны, и «государственниками» вкупе с «силовиками», с другой. Необходимо выйти из этого «дурного цикла», найти решение, позволяющее реально повысить эффективность институтов. Ниже будет рассмотрена роль гражданского общества в повышении этой эффективности.

Конвенции, формируемые в результате коммуникаций в «сетях доверия», основаны на специфических этических нормах и представлениях, характерных для участников соответствующих сетей. Важную роль здесь играют мотивы самооправдания – «в других местах так же или еще хуже», «не мы такие, жизнь такая».