Иосиф Дискин - Альтернативы «российского прорыва»

Оборотная сторона этого иммунитета – возможная иррациональная реакция на возникающие реальные угрозы стабильности, вероятность массовой паники и «рассыпания» режима. Так было в нашей истории в феврале 1917 и августе 1991 г.

Другим фактором, влияющим на этот процесс, является позиция слоев и групп, участвующих в функционировании системы институтов. И, наконец, позиция активных слоев и групп, способных активно влиять на характер функционирования институциональной среды.

Рассмотрение альтернатив развития институциональной среды следует начать со сценария «разрушение конвенции» . Этот сценарий явно являлся ориентиром для организаторов и активных участников демонстраций на Болотной площади и проспекте Сахарова, выдвигавших требования радикальных перемен в политической системе нашей страны. Следовательно, этот сценарий имел в тот период значительное число сторонников среди активных и образованных граждан [217].

Одновременно огромному большинству активных, рациональных граждан, входящих в состав влиятельных групп, понятны очень высокие риски реализации этого сценария.

При нарастании угроз, связанных с этой альтернативой, прагматизм и рациональность основных экономических и политических акторов будет менять соотношение сил в сторону поддержки существующего порядка, эволюционного характера преобразований.

В значительной мере этот фактор уже сказался в ходе президентских выборов 2012 г., когда значительная часть избирателей, обеспокоенная угрозой нестабильности, проголосовала за В.В. Путина. Здесь сработал так называемый «эффект де Голля» [218]. Еще в большей степени подобные опасения по поводу стабильности, усиленные геополитическим давлением, обусловили результаты президентских выборов 2018 г., продемонстрировавших высокий уровень общественной консолидации.

Хотя невозможно исключать и вероятность альтернативной реакции – лавинообразного разрушения конвенции, связанного с ажиотажным стремлением «спастись самим любой ценой», разрушая любые правила. Собственно авторы стратегии санкций, ориентированной на подрыв поддержки национального лидера со стороны «олигархов», исходят именно из этого сценария.

Для полноты обсуждения в рамках этого сценария следует выделить и интенцию «восстановление законности» . Собственно, на немедленном сломе «конвенции», т. е. к переходу к криминализации любых отступлений от требований закона настаивают наши либеральные оппозиционеры. У данной «развилки» есть заметные сторонники, которые, выдвигая симпатичные требования, чаще всего не указывают на реалистичные пути их удовлетворения.

В условиях отмеченной выше слабости нравственного фундамента, внутренних мотиваций принуждение к «восстановлению законности», к неуклонному соблюдению формальных норм предполагает наличие внешней силы, способной осуществить такое принуждение. В рамках «восстановления законности» возможны призывы к массовым репрессиям против «коррупционеров», что и делают радикалы обоих политических флангов, включая тех, кто хочет установить новый, «справедливый» порядок.

Главная проблема: кто их будет проводить? Если этим займутся представители правоохранительной системы с их сложившимися мотивациями и навыками, то это лишь захлопнет крышку ее приватизации. Выявленные случаи коррупции в правоохранительных органах лишь дополняют аргументы против чрезмерного упования на их роль.

Можно предположить также, что для реализации поставленной цели руководство страны решит создать некую новую суперструктуру, призванную осуществить тотальное принуждение к соблюдению законности. Более того, в СМИ даже обсуждалась версия о том, что такая суперструктура («СМЕРШ») уже создана [219].

История знает много примеров, когда правители в борьбе с «лихоимцами», «нарушителями законности» создавали специальные структуры, надзирающие за правоохранителями. Например, Наполеон для слежки за министром полиции Фуше создал структуры Савари.

Риск создания такой структуры очевиден. Рекрутирование ее сотрудников должно осуществляться по критериям профессионализма и жесткой приверженности законности, способности противостоять коррупционным искушениям. Но риски провала здесь очевидны.

Против такой суперструктуры будут действовать соединенные силы владельцев административной ренты и широкого круга коррупционеров. Легко предвидеть три последующих сценария.

Первый – суперструктура превратится в группировку фанатиков, своего рода «орден меченосцев», ведущий жестокую борьбу с правонарушениями. Исход очевиден – расширение коалиции ее противников, включение в нее искренних сторонников демократического порядка, возмущенных «чрезвычайщиной». Результат – разворот фронта институциональной реконструкции в сторону борьбы за сохранение основ демократического порядка. Задачи повышения эффективности институциональной системы будут отброшены.

Второй (ветка первого сценария) – победа этого «ордена меченосцев», вероятность которой вырастет в результате массовой общественной мобилизации, подпитываемой нравственной взыскательностью. Победившие «силовики» в ответ на «требования общественности» начнут массовые репрессии как против коррупционеров, так и против идеологических врагов. Одновременно в этих структурах начнется гонка за показателями выявленных и наказанных врагов.

Как отмечал В.В. Путин, этот процесс легко начать, но затем трудно остановить.

К этому нужно еще добавить неизбежную в условиях мощной идеологической мобилизации волну как искренних, так и корыстных доносов. Вспомним слова Сергея Довлатова: «Мы без конца ругаем товарища Сталина и, разумеется, за дело. И все же я хочу спросить – а кто написал четыре миллиона доносов?» [220]

Репрессии 1930-х гг. протекали точно по такому сценарию. Немало честных чекистов были поставлены перед выбором: либо следуй общей установке и включайся в борьбу с «врагами народа», либо сам станешь «лагерной пылью».

Третий – превращение этой суперструктуры в новое издание одной из служб собственной безопасности, отличающейся от них лишь большей концентрацией административного ресурса и возможностью его конвертации.

В целом создание новой суперструктуры, по меньшей мере, снижает шансы на позитивную эволюцию конвенции. Без идейно-политической сплоченности и мотивации новая структура довольно быстро «вычистит» немногих «идейных» и свернет на накатанные рельсы прежних структур, усвоит их мотивации и ухватки. Залог верности этого вывода – история советских и постсоветских правоохранительных органов. Эта структура станет авторитарным инструментом новой волны перераспределения собственности, примерно при том или даже большем уровне приватизации этой системы.