Ильнар Салимшин - Путинизм

© Ильнар Ленарович Салимшин, 2021

ISBN 978-5-0053-8752-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПУТИНИЗМ

РОССИЙСКАЯ БОРЬБА

Постсоветская Россия является наиболее значимым примером борьбы между демократией и авторитаризмом в мире после окончания холодной войны. Режим, возглавляемый Владимиром Путиным после 2000 года, часто рассматривался как изолированный случай, объяснимый неспокойной политической историей России, ее ограниченным опытом демократии, клептократией ее бизнес-элит или наследием семидесятилетнего советского правления. Однако в XXI веке Россия также разработала новую версию авторитарной политики с гораздо более широким международным резонансом. Во многих странах мира – от Будапешта до Пекина – в первые два десятилетия XXI века можно было выявить многие знакомые элементы «путинистской» политики. Понимание природы «путинизма» стало критически важным для понимания более широких тенденций в мировой политике и возникновения новой волны авторитарных и нелиберальных режимов.

Рост нелиберальной политики одновременно во многих частях мира в 2010-х годах предполагает, что политическое развитие России при Путине следует понимать как часть более широкой глобальной реакции против либеральных идей и либерального порядка. Эта реакция принимала различные формы, начиная от радикальных исламистских движений на Ближнем Востоке и заканчивая левыми популистскими движениями в Европе. Но наиболее заметной тенденцией были формы радикального консерватизма, которые породили правые популистские движения в некоторых частях Запада и авторитарные режимы во многих странах Восточной Европы, Африки и Азии. Несопоставимые по форме, лидерству и видению, эти политические течения, тем не менее, имели много общего в своих мировоззрениях и идеологических рамках. Прежде всего, они разделяли глубокое неприятие той формы либерального интернационализма, которая стала доминировать в глобальном дискурсе и глобальных институтах в мире после окончания холодной войны.

Эти политические движения не только выступали против современного либерализма и его сторонников, но и начали объединяться вокруг возникающих альтернативных представлений как о внутреннем, так и о международном порядке. Они отвергли утверждение о том, что международная система является мягкой формой либерального международного порядка, основанной на правилах системой, которая в конечном счете приносит пользу всем. Нелиберальные движения и авторитарные политические лидеры отвергали универсальные ценности, такие как права человека, и вместо этого выступали за национальные или религиозные культуры и принципы. Против космополитического видения, которое отстаивало уменьшив государственный суверенитет и пористые границы, они вместо этого продвигали жесткие границы, вырезая национальные и цивилизационные пространства. В центре политической жизни вновь оказалось государство как подтверждение централизованной политической власти против глобальных институтов, международного гражданского общества и многонациональных корпораций. В обществе они выступали за фиксированные определения пола и сексуальной идентичности против понятий равенства, прав ЛГБТ и «гендерной текучести». Вместо ликвидности и движения, как и в международном порядке, они выступали за стабильность, иерархию и порядок.

Россия играла центральную роль в этой формирующейся тенденции антилиберальной политики. В России, возможно, больше, чем где-либо еще, либеральный порядок после холодной войны представлял собой экзистенциальную угрозу как политическому порядку внутри государства, так и месту России в международной системе. После 1991 года Россия приняла все институты либеральной демократии и допустила беспрецедентное международное влияние в своей внутренней политике, начиная с мониторинга выборов и заканчивая формированием экономических реформ. Результатом при президенте Борисе Ельцине стал режим, охваченный экономическим спадом и внутренним фракционизмом, который капитулировал перед лицом чеченского мятежа и который был бесцеремонно понижен с роли сверхдержавы до слабого, проблемного регионального игрока в глобальном порядке, возглавляемом США. Реакция на российский кризис 1990-х годов была неизбежной, и она, скорее всего, никогда не будет направлена в сторону большей либерализации, как это отстаивали многие западные критики. Вместо этого Россия стала политической лабораторией для построения новых форм авторитарного политического порядка, который стремился закрепить власть принятия решений в руках политического лидера, оставаясь при этом вовлеченным в глобальную неолиберальную экономическую систему.

Политологи изо всех сил пытались осмыслить этот новый тип авторитаризма. Доминирование теорий демократизации подтолкнуло политическую науку к вводящей в заблуждение системе анализа, которая фокусировалась главным образом на движении стран по пути между диктатурой и демократией. В главе 1 я утверждаю, что альтернативный бинарный подход – между хаосом и порядком – оказал большее влияние на российское мышление о политике и более полезен для понимания политики России за последние два десятилетия. Другие ценности – демократия, справедливость, равенство – всегда были вторичными по отношению к определенному пониманию политического и социального порядка. Форма политического порядка, которой придерживалась российская политическая элита, формировалась под влиянием многих факторов и часто оспаривалась внутри системы различными идеологическими и политическими силами. Но в то время как «путинизм» никогда не объединялся в четкую систему убеждений, было достаточно согласия между частями элиты, чтобы говорить об общих элементах мировоззрения, коллективном соглашении о значениях концепций, парадигме, которая навязывала смысл миру и структурировала потенциальные ответы России.

Чтобы понять возникновение этого антилиберального политического порядка в России, я обращаюсь к самому влиятельному антилиберальному мыслителю двадцатого века, Карлу Шмитту, немецкому юристу и политическому теоретику, которого в течение короткого времени в 1930-х годах называли «коронным юристом Третьего рейха». Его научные труды часто остаются «сбивающей с толку» – не только из-за его катастрофической связи с нацистами и его яростного антисемитизма, но и из-за последствий его аргументов для современной политики. Работы Карла Шмитта все еще поразительно оригинальны, но уже не являются незнакомыми – за последние два десятилетия его работы вызвали широкий спектр комментариев и интерпретаций. Статус Шмитта как «главного критика либерализма двадцатого века» оказался непреодолимым как для интеллектуалов европейских новых правых, так и для многих постмарксистских левых.