Илья Рабинович - Человечество: путь прогресса

В Новое время в ответ на ослабление влияния наследственной аристократии происходит усиление институтов государственной власти. Раньше, в Древнее время и Средние века, права и жизнь простого человека защищали профессиональные наёмные стражники того землевладельца, на территории которого он имел право постоянного проживания. В новых реалиях армии становятся массовыми и призывными, и профессиональные дружинники наследственной аристократии перестают быть особой кастой. Поскольку население любой страны нуждается в защите, в Новое время был введён институт гражданства вдобавок к старому механизму аристократического подданства. Он означает, что теперь не землевладельцы, а государство, поданным которого является конкретный человек, предоставляет ему свою территорию для постоянного проживания, а также защищает его права и саму жизнь. Взамен за эти услуги граждане обременены некоторыми обязанностями, например, службой в армии, а главное – с них взимаются налоги. Однако сама возможность влиять на систему управления государством продолжала оставаться в руках наследственной аристократии и иных высших социальных слоёв, при этом женщины обычно к процессу формирования власти не допускались.

Аристократическая и церковная элиты, несмотря на тенденции к обнищанию и потере рычагов управления, отдавать власть буржуазии и науке не собиралась. Аристократия ещё полностью контролировала аппарат насилия в виде армии и флота, так что не боялась всех этих «интеллектуальных бунтов», надеясь, что восстания в салонах для «думающей публики» неопасны, а любую революцию можно расстрелять из пушек и мушкетов. Но аристократы просчитались в главном: рост промышленного производства и массовая миграция бывших крестьян в города для работы на фабриках и мануфактурах привела к стремительной маргинализации бывших крестьян – из своей общины землепашцев они уже ушли, а вот к осознанию себя городским рабочим классом ещё не пришли. Эти люди зависли где-то между этими двумя социальными группами, что привело к проблемам самосознания и самоидентификации. Именно эти люди, возглавляемые нарождающейся промышленной элитой, и стали основной движущей силой буржуазных революций, начавшихся, разумеется, с Английской революции и прокатившихся в дальнейшем по всей Европе. Самым крупным подобным событием, наиболее массовым вооружённым протестом против средневекового общества стала, безусловно, Великая Французская Революция. Под лозунгами «свобода, равенство и братство» господа революционеры исключительно из благих намерений Просвещения и Гуманизма залили кровью сначала саму Францию, потом Европу, затем Россию и, потерпев сокрушительное военное поражение, фактически обескровили Францию в тщетных попытках защитить завоёванное.

Всё это случилось потому, что армии Нового времени стали более массовыми и поголовно вооружёнными огнестрельным оружием, ещё более точным, ещё более простым и удобным в обращении и обслуживании. Для того, чтобы научить вчерашнего горожанина или крестьянина стрелять, армии нужно было тратить всё меньше и меньше времени. Потому сами войны стали жестокими и кровавыми, в них первыми гибли самые храбрые и напористые, самые мотивированные и бесстрашные, в общем – пассионарная элита общества. Эта тенденция в дальнейшем лишь только усилится.

Всеобщая воинская повинность привела к тому, что в странах, где присутствовала выборность властей, начали постепенно снижать и, в конце концов, отменять избирательные цензы для мужчин. Это происходило потому, что решения по поводу хода жизни страны принимают те люди, которые важны с экономической и военной точек зрения. Любое государство стоит на плечах людей, готовых убивать и умирать за него. Когда важными с экономической и военной точек зрения были феодалы и их небольшие профессиональные отряды, то именно наследственная феодальная аристократия управляла страной. Но когда ценность аристократии в военном и экономическом планах стала снижаться, значение простолюдинов, задействованных в армии, экономике и массовом промышленном производстве, наоборот, возросло. Соответственно, и система принятия решений о стратегии и тактике развития государства сменилась более демократической, в рамках которой страной управляют путём голосования все взрослые мужчины (если только они не признаны судом недееспособными). Так начала складываться система всеобщего избирательного права. При этом национальные государства, население которых спаяно чувством единой национальной принадлежности, называемым обычно «национализмом», оказались более эффективны в военном и экономическом плане, чем оставшиеся со времён Средних веков наднациональные империи. За свой народ, за родственников и соседей, убивать и умирать получается намного лучше, чем за императора, которого в реальной жизни можно увидеть лишь на картинках.

Несмотря на поражение Великой Французской Революции, наука всё активнее вытесняла религию, а буржуазия всё увереннее перехватывала власть у наследственной аристократии. Бремя принятия государственных решений брал на себя избираемый парламент, а единоличная центральная власть становилась всё более и более «витринной». Примерно в это время было сформулировано современное понятие «прогресса» как процесса уменьшения издержек и увеличения возможностей человека, бизнеса, общества или государства. И если все Средние века люди больше стремились улучшить себя самих с помощью религиозной этики и морали, то с началом краха христианской церкви приоритеты европейцев изменились, и они сконцентрировались на совершенствовании окружающего их мира. Причём «прогресс» стал восприниматься людьми как нечто априори хорошее, ведь именно он улучшал жизнь простого человека, делая материальные блага дешевле и доступнее. Всё то, что было старым, люди всё больше стали воспринимать как «плохое», отжившее своё и нуждающееся в замене более новым, новаторским, причём это касалось как материальных объектов, так объектов идеологических и культурных. А мыслители, политики, учёные и инженеры, служившие на благо прогресса, воспринимались отныне как священнослужители нового культа науки. Таким образом, религия ушла, а религиозные люди остались, их новым культом стал «прогресс», а его адепты стали называться «прогрессистами». Это все истово верующие в то, что моральные принципы и социальные нормы, пришедшие из прошлого, устарели и нуждаются в полной замене. Внедрение со стороны прогрессистов в общество механизмов и идеологий, которые соответствовали их идеалам социальных, политических и экономических отношений, было названо ими «социальным прогрессом», который считался чем-то априори хорошим, а любой отход от идеала объявлялся прогрессистами «архаикой», «средневековьем», и подразумевал что-то априори плохое. Религиозный фанатизм обрёл новую, облагороженную научно-техническим прогрессом форму, только вот содержание осталось неизменным: всё то же примитивное двоичное восприятие мира, поделённого на «светлое будущее» и «тёмное прошлое», единомышленников и еретиков, союзников и врагов. Вера в прогресс подобна вере в единого трансцендентного и изначально благого бога, которому нужно служить и поклоняться. Сознание монотеистического религиозного человека работает примерно в одном понятийном поле, вне зависимости от названия его религиозной идеологии, различаются только боги, пророки, святые, еретики, враги и правила построения рая – мира Светлого Будущего для всего человечества.