Мирошин - Выбор. Уроки истории: повторение пройденного

А вы бы поглядели, что творится у нас на Северном Кавказе и в соседнем Нижне-Волжском крае. Жмут на кулака, а середняк уже раздавлен. Беднота голодает, имущество, вплоть до самоваров и полостей, продают в Хоперском округе у самого истого середняка, зачастую даже маломощного. Народ звереет, настроение подавленное, на будущий год посевной клин катастрофически уменьшится. И как следствие умело проведенного нажима на кулака является факт (чудовищный факт!) появления на территории соседнего округа оформившихся политических банд… Что же такое, братцы? Дожили до ручки! В 29-м году – и банда…

Мне не хочется приводить примеров. Как проводили хлебозаготовки в Хоперском округе, как хозяйничали там районные власти. Важно то, что им (незаконно обложенным) не давали документов на выезд в край или Москву, запретили почте принимать телеграммы во ВЦИК… Один парень – казак хутора Скуляндного, ушедший в 1919 году добровольцем в Красную Армию, прослуживший в ней 6 лет, красный командир – два года до 1927 года работал председателем сельсовета… У него продали все вплоть до семенного хлеба и курей. Забрали тягло, одежду, самовар, оставили только стены дома. …После этого и давайте говорить о союзе с середняком. Ведь все это проделывалось в отношении середняка.

Я работал в жесткие годы, 1921—1922 годах на продразверстке. Я вел крутую линию, да и время было крутое; шибко я комиссарил, был судим ревтрибуналом за превышение власти, а вот этаких «делов» даже тогда не слышал, чтобы делали. Верно говорит писатель Артем Веселый: «взять бы их на густые решета…». Я тоже подписываюсь: надо на густые решета взять всех, вплоть до Калинина; кто лицемерно, по-фарисейски вопит о союзе с середняком и одновременно душит середняка».

***

Против такой пагубной в отношении крестьянства политики сталинского большинства в ЦК ВКП (б) выступили члены Политбюро Бухарин, Рыков, Томский. Они не признавали сталинский тезис о неизбежности обострения классовой борьбы в условиях строительства социализма, выступали против свертывания НЭПа и замены экономических методов социалистических преобразований административно-командными, включавшими применения насилия по отношению к крестьянству. И, конечно, они решительно выступали против возведения чрезвычайных мер в постоянную политику, в длительный курс по отношению к деревне.

Состоявшийся в апреле 1929 г. пленум ЦК и ЦКК ВКП (б) в резолюции «По внутрипартийным делам» признал взгляды Бухарина и его сторонников как «несовместимые с генеральной линией партии и совпадающие в основном с позицией правого уклона» и применил к ним организационные меры воздействия: Бухарина и Томского освободил от занимаемых ими постов в газете «Правда» и Коминтерне (Бухарина) и ВЦСПС (Томского).

22 апреля 1929 г. Мария Ильинична Ульянова, сестра Ленина, писала, что, не имея возможности из-за болезни присутствовать на пленуме ЦК и ЦКК ВКП (б) она просит огласить ее письмо: «Вывод из Политбюро трех крупнейших работников партии – Рыкова, Бухарина, Томского или дальнейшая «проработка» и дискредитация их, которая приведет к тому же несколько раньше или позднее, является угрозой этому коллективному руководству. В момент, когда перед партией стоят крупнейшие задачи, разрешение которых сопряжено с большими трудностями, вывод этих товарищей из Политбюро, «проработка» их, которая не дает им возможности работать и ведется вместе с тем при отсутствии принципиальных ошибок и антипартийной работы с их стороны, противоречат тому, что завещал нам Ленин, будет во вред пролетарской революции. С подобным отсечением или дискредитацией троих членов Политбюро в партии неизбежно сократятся возможности для проявления критической мысли: слишком легко всякая самокритика и критика партийных органов и должностных лиц превращается в «уклоны».

…За последнее время получаются все более тревожные письма, свидетельствующие о больших колебаниях в деревне (в связи с чрезвычайными мерами, голодом в потребляющих губерниях, нарушением революционной законности) и известных колебаниях в городе (в связи с обостряющимся продовольственным положением). Я считаю заслугой тт. Рыкова, Томского и Бухарина, что они ставят перед партией эти большие вопросы, а не замалчивают их. Я считаю, что иная точка зрения, точка зрения замалчивающая или затушевывающая трудности и опасности, а также чрезмерные восторги перед достижениями будут проявлением ограниченного самодовольства и комчванства. Поэтому, протестуя против самой постановки вопроса о выводе троих товарищей из Политбюро и против недопустимой и вредной для партии дискредитации их, я прошу довести до сведения пленума, что я голосую против вывода этих троих товарищей или кого-либо из них порознь из Политбюро, против их осуждения и дискредитации. С коммунистическим приветом М. Ульянова. 22.IV.29 г.».

***

13 ноября 1929 г. на другом пленуме ЦК ВКП (б) выступил Сталин. Его речь как бы подводила итог обсуждения «Заявления трех». Он охарактеризовал этот документ как платформу правых «для нового наступления на ЦК», хотя на словах они отступили от тех позиций, на которых стояли на апрельском пленуме ЦК и ЦКК ВКП (б). Коснувшись некоторых прежних положений Бухарина и его сторонников о врастании кулака в социализм, о военно-феодальной эксплуатации крестьянства, о переживаемых трудностях, Сталин основное внимание сосредоточил на вопросе о чрезвычайных мерах. Он считал, что «правоуклонисты» не понимают «всей теперешней обстановки», и политики наступления на кулака, потому что «они отошли от позиций марксизма в вопросе о классах» и классовой борьбе. Поэтому, считал Сталин, они «изображают чрезвычайные меры, как политику, направленную против всего крестьянства». В связи с этим «правоуклонисты» выступают «принципиально против допустимости чрезвычайных мер в отношении кулака», полагая, что можно обойтись мерами экономического порядка.

Такова была ситуация, в которой приходилось работать Петру Мирошину. В один из вечеров он допоздна засиделся на работе, читал накопившиеся за последнее время документы. Взял из стопки писем первое, прочел: «Я был выселен из г. Сердобска. В настоящее время нахожусь под стражей. Взят был из кулацкого поселка, где осталась моя семья, состоящая из 4-х человек: жена и трое детей, имеющих возраст от 3 до 9 лет, и на пропитание не имеющих никаких средств. Меня выселили из Сердобска, а документы мои все изорвали…» 5 5 См.: Ивницкий Н. А. Репрессивная политика советской власти в деревне (1928—1933 гг.)

Взял другое: «Прошу райисполком вернуть мне мой дом для вселения моей семьи, так как сейчас моя семья проживает во дворе, хорошо, что пока еще тепло. Прошу не отказать в моей просьбе…». К письму приложена опись имущества, конфискованного у так называемого кулака: «деревянный дом, крытый железом – 300 руб., двор в 3 звена – 15 руб., сундук – 3 руб., мучной ларь – 4 руб., кадушка -1 руб., хомут пахотный – 2 руб., самовар – 5 руб., сарай.