Михаил Полятыкин - Настоящий Лужков. Преступник или жертва Кремля?

Следующий вопрос. Нужно самым активным и самым решительным образом поучаствовать финансовыми вложениями в инвестиционное направление работы института и то, что уже разработано, реализовывать в городе. И здесь нужно внимательно посмотреть на то, как ведет себя Комитет по науке и технике. Я перестал их чувствовать, хотя тяготею к каким-то новым вещам и разработкам. А от них чаще всего слышу слово «нет». Они за эти годы ни разу ко мне не обратились: «Юрий Михайлович, есть интересная вещь, но нет денег. Те деньги, которые нам выделили, все потрачены. Дайте нам еще, помогите, найдите каких-нибудь 5 миллионов для быстрейшей реализации этого проектика». Никогда. То есть я пока еще не определился окончательно, но я делаю вывод очень неприятный для этой службы, очень неприятный, — закончил свою речь (здесь значительно сокращена. — М.П. ) Ю. Лужков.

Что получилось, а что нет из программы института, сказать не могу — это уже другая песня, но фторированной воды в кранах нет, лекарства недоступны, носки пахнут.

— Специалисты могут делать скидки на местные особенности, но для них это лишь один из факторов. Все равно, говорят они, азбука рынка непреложна: инвестиции, налоги, маркетинг. Что инвестиции пропадут по дороге, налоги не возьмешь с «черного нала», а маркетинг разобьется о мафию, в общие принципы не укладывается, — утверждал Ю. Лужков в своей лекции о российской версии законов Паркинсона.

Возможно, так и вышло в случае с НИИпластмасс. А может, и нет. Тазики пластмассовые, кабины для уличных туалетов клепают по всей стране.

Когда я утверждал, что активность Ю. Лужкова на поприще хозяйственной деятельности постепенно снижалась и превратилась в страстное желание петь и танцевать, то основывался не на умозрительных заключениях, а на первичных документах — расписанных по часам ежедневных «разблюдовках», которые в свое время передал мне Серега Цой в качестве утешительного приза за то, что накатал на меня донос мэру. Даже два.

Кривая активности Ю. Лужкова в своем кресле понижалась. Так, например, 5 сентября 1994 года он предпринял 13 различных действий, считая личный прием, выезды за пределы Красного дома, встречи и совещания, 5 сентября 1996 года — только 8 действий подобного рода. 29 августа 1994 года до 14 часов предпринял 6 действий, двумя годами позже на эту же дату, но до 18.30, — только 8 действий, а вот 29 сентября 1994 года — аж 15 таких действий, завершившихся обедом в посольстве Швейцарии в 18.30. К сожалению, сравнить не с чем — «разблюдовка» за 1996 год на эту дату не сохранилась. Или Серега дал их не полностью.

А вот, например, 6 сентября 1996 года — 7 действий, а 4 сентября — 8, закончившихся празднованием 50-летия А. Куликова на 4-й линии Серебряного Бора. К сожалению, у меня нет более поздних данных, но тенденция к сокращению собственных усилий на посту городского головы отчетливо просматривается. Неслучайно в последние 8 — 10 лет он ничего нового не говорит в своей передаче о себе любимом. Много лет повторяет фразу о том, что не граждане существуют для власти, а власть для граждан, которую впервые озвучил в выступлении с предвыборной речью в своей «керосинке». Речь ему и эту, ставшую впоследствии многоупотребляемой, фразу придумал К. Норкин, автор и редактор его речей и трудов в раннемэрский период. Потом появятся много других.

Но это не оригинальная мысль, а калька, срисованная у В.Ф. Джунковского, дореволюционного городского головы, который в своих «Воспоминаниях» написал: «Не население существует для власти, а власть для населения. Это, к сожалению, многие администраторы у нас не учитывали». Великий администратор напрасно беспокоился — и до сих пор не учитывают. Через 100 лет после его высказывания.

Каковы причины снижения активности мэра? Думаю, их несколько. Во-первых, за счет налаживания работы городских структур он смог позволить себе немного расслабиться, во-вторых, внедрялся, расширялся и процветал бизнес жены, в-третьих, все больше времени стали отнимать светские мероприятия, занятия престижными видами спорта, устройство сада-огорода, пасек и конюшен, в-четвертых, он все больше становился свадебным генералом без обязанностей и обязательств перед кем бы то ни было. Он и самого президента не спрашивал, когда собирался на время оставить Москву. Оставлял — и все.

— А кого я должен спрашивать? — недоумевал он. — Я на государственной должности, несу ответственность за все перед избирателями.

Теперь, после отставки, он несет ответственность только перед своей совестью, только за ошибки, совершенные вольно или невольно, но не признанные. И он их никогда не признает. И прощения просить у москвичей, как просил Б. Ельцин и как просил патриарх Алексий II, он не будет. Не надейтесь. А он сказал бы: не дождетесь.

Ни в коем разе ни очернять, ни охаивать, ни унижать, ни торжествовать по поводу свалившегося с олимпа титана автор не собирается: кумир поверженный — все бог.

Моя задача гораздо сложнее. Эта книга — попытка, опыт публицистически-психологического этюда, который позволил бы читателю с достаточной долей достоверности узнать — каков он, прежний мэр московский? Настоящий, а не залаченный ублажаемой им прессой, не зашпаклеванный ручным телеканалом, не прилизанный придворными художниками и фотографами, подлинный — без клеветы, ретуши, лести, чернухи и порнухи…

Правда ли, что он может в мужской компании запросто пульнуть крепким русским матом и в то же время способен поддерживать светский разговор с королевой Англии или наследниками российского престола; верно ли, что в делах с коммерсантами он честен, насколько это возможно в его должности, или пытается надуть их по-крупному всякий раз, когда представляется такая возможность; что толкнуло его в политику и насколько его окружение поражено синдромом мэропочитания и сколь коррумпирована столичная чиновная элита.

Горы литературы уже написаны о столичном градоначальнике. И все они, эти горы, увенчаны и увешаны хвалебными словесами — полная противоположность писанине 20-летней давности, когда периодические издания публиковали о нем только ругательные слова — кто изобретательнее. Но тогда он не обладал такой властью, как еще совсем недавно. Его, опять же недавнему, могуществу позавидовал бы сам Юрий Первый Долгорукий, памятник которому стоит на площади прямо напротив бывшего кабинета нашего Юрия Второго, бывшего мэра Московского.

И это вовсе не основатель Москвы простирает над площадью мощную длань — это десница Юрия Лужкова накрывала город со всеми его потрохами, и сквозь его крепкие пальцы не проскальзывала даже мышь.

Эта книга — попытка анализа причин, по которым фигура такого масштаба, государственного уровня, признанная в политических кругах многих стран, имеющая бесспорные заслуги перед прежней и действующей властями, усердно — во всяком случае внешне — служившая им, вдруг оказалась неугодна.