Ричард Докинз - Расплетая радугу. Наука, заблуждения и потребность изумляться

Похожие истории можно рассказать и про шимпанзе. Они обучаются выуживать термитов из термитника при помощи прутиков именно путем подражания. То же самое касается и умения колоть камнями орехи на деревянной или каменной наковальне, которое в одних регионах Западной Африки встречается, а в других нет. Несомненно, что наши предки-гоминиды обучались жизненно необходимым навыкам, подражая друг другу. В сохранившихся доныне племенных группах все такие умения, как рыбная ловля, сооружение хижин, гончарное дело, разведение огня, приготовление пищи и ковка металлов, приобретаются подражанием. Династии мастеров и подмастерьев — это меметический аналог генетических родословных, ведущих от предков к потомкам. Зоолог Джонатан Кингдон высказал предположение, что некоторые навыки наших предков возникли из подражания другим животным. Например, паутина могла вдохновить первобытного человека на плетение рыболовных сетей и витье веревок, а гнезда ткачиков — на придумывание узлов и сооружение шалашей.

Насколько можно судить, мемы, в отличие от генов, не объединяются друг с другом, чтобы строить гигантские «транспортные средства» — организмы — для совместного проживания и выживания. Мемы используют транспортные средства, построенные генами (если оставить в стороне высказанную кем-то идею, что интернет — это экипаж для мемов). Но данное обстоятельство ничуть не уменьшает способности мемов манипулировать поведением живых организмов. Параллель между генетической и меметической эволюцией становится интересной, если вспомнить о выводах, к которым мы пришли, когда рассуждали об «эгоистическом сотрудничестве». Подобно генам, мемы лучше выживают в присутствии некоторых других мемов. Присутствие одних мемов может делать разум более восприимчивым к каким-то другим определенным мемам. Как генофонд вида постепенно превращается в картель сотрудничающих друг с другом генов, точно так же и общность сознаний — «культура», «традиция» — превращается в картель сотрудничающих друг с другом мемов, или, как его называют, мемокомплекс. Здесь тоже, как и в случае с генами, будет ошибкой считать весь картель единицей, которая подвергается отбору как нераздельное целое. Правильнее рассматривать его как совокупность мемов, действующих заодно, каждый из которых принимает участие в создании среды, благоприятной для других участников альянса. На мой взгляд, в этой идее — что любая культура, традиция, религия или система политических взглядов формируется в соответствии с моделью «эгоистического сотрудничества» — кроется, как минимум, важное зерно истины.

Деннет создает живой и яркий образ человеческого разума как питомника для мемов, где они кишмя кишат. Он даже заходит еще дальше, отстаивая гипотезу, что «человеческое сознание само — огромный комплекс мемов». Деннет убедительно и подробно излагает эту идею, а также многие другие, в своей книге «Объясненное сознание» (1991 г.). У меня вряд ли получится вкратце изложить весь сложный ход его рассуждений, так что удовольствуюсь одной характерной цитатой:

То пристанище, где всем мемам жизненно необходимо оказаться, — это человеческий разум. Однако сам по себе человеческий разум — артефакт, который возникает в тот момент, когда мемы реорганизуют головной мозг, чтобы он стал более удобным вместилищем для мемов. Каналы входа и выхода данных преобразуются, адаптируясь к местным условиям, и поддерживаются всевозможными искусственными приспособлениями, повышающими точность и частоту репликации: сознание урожденного китайца разительно отличается от сознания урожденного француза, а сознание образованного человека — от сознания человека неграмотного. Взамен мемы предоставляют организмам, в которых квартируют, неисчислимый набор преимуществ, сдобренный некоторым количеством троянских коней… <���…> Но если это правда, что человеческий разум сам по себе в очень большой степени является продуктом деятельности мемов, то мы больше не можем придерживаться поляризованной точки зрения, рассматривавшейся нами ранее: мы не можем говорить о «мемах против нас», поскольку более ранние инвазии мемов сыграли определяющую роль в формировании того, кто мы есть.

Можно говорить об экологии мемов, о влажном тропическом лесе мемов, о термитнике мемов. В человеческой культуре мемы не ограничиваются тем, что перепрыгивают из одного сознания в другое благодаря подражанию. Это лишь легко заметная верхушка айсберга. Кроме того, они процветают, размножаются и конкурируют друг с другом в глубинах нашего разума. Когда мы объявляем миру какую-нибудь хорошую идею, кто знает, какой неосознанный квазидарвиновский отбор происходил у нас в голове перед этим? Мемы оккупировали наш мозг, так же как древние бактерии оккупировали клетки наших предков и стали митохондриями. Подобно Чеширскому Коту, мемы сливаются с нашим разумом — даже становятся нашим разумом — в точности так, как колонии митохондрий, хлоропластов и других бактерий стали эукариотическими клетками. Звучит как идеальный рецепт для возникновения коэволюционных спиралей и увеличения головного мозга, но что именно в данном случае является движущей пружиной эволюционных витков? Где прячется самоподстегиваемый элемент, о котором мы могли бы сказать, что чем больше его у нас есть, тем больше будет?

Сьюзен Блэкмор принимается за этот вопрос, задавая другой: «Кому мы должны подражать?» Само собой разумеется, тому, кто лучше всего владеет интересующим нас полезным навыком, но существует и более общий ответ. Блэкмор полагает, что выгоднее всего подражать самым лучшим подражателям, так как, скорее всего, именно они окажутся обладателями наибольшего количества ценных умений. Вслед за этим встает другой вопрос: «С кем лучше спариваться?» — и ответ на него будет таким же. Берите себе в мужья и жены самых способных воспроизводителей самых модных мемов. Таким образом, не только среди мемов идет отбор по способности распространяться, но и обычный дарвиновский отбор, идущий среди генов, дает преимущество тем генам, которые могут создавать особей, способных особенно хорошо распространять мемы. Не буду присваивать себе заслуги доктора Блэкмор, пользуясь тем, что имел честь раньше времени ознакомиться с рукописью ее книги «Машинерия мемов» (1999 г.). Скажу только, что здесь мы имеем дело с коэволюцией оборудования и программного обеспечения. Гены производят оборудование. Мемы — это программы. Наш мозг мог начать расти как на дрожжах именно вследствие этой коэволюции.

В предыдущей главе я обещал вернуться к разговору об иллюзии «человечка в голове». Не затем, чтобы разрешить проблему сознания — это за пределами моих возможностей, — а чтобы провести еще одну параллель между мемами и генами. В своей книге «Расширенный фенотип» я доказывал, что не следует принимать индивидуальный организм как данность. Под индивидуумом я подразумевал не субъект сознания, а единое, согласованно функционирующее тело, покрытое шкурой и более или менее всецело посвящающее себя делу выживания и размножения. Организм, утверждал я, не является неотъемлемым атрибутом живого, но возник как явление тогда, когда гены, которые на самых первых этапах эволюции были независимыми, воюющими друг с другом единицами, стали объединяться в шайки связанных общими интересами «сотрудничающих эгоистов». Индивидуальный организм — не совсем иллюзия. Для этого он слишком конкретен. Но это явление вторичное, производное, наспех сработанное действиями изначально различных, и даже враждующих, сил. Не буду дальше развивать эту тему, выскажу только, вслед за Деннетом и Блэкмор, мысль об имеющемся здесь сходстве с мемами. Быть может, субъективное «я» — та личность, которой я себя ощущаю, — не что иное, как такая же полуиллюзия. Сознание — это совокупность по сути независимых и даже враждующих друг с другом факторов. Марвин Минский, пионер в области искусственного интеллекта, назвал свою книгу, вышедшую в 1985 году, «Сообщество разума». Вне зависимости от того, можно ли отождествлять эти факторы с мемами, мысль, которую я хочу здесь высказать, такова: наше субъективное ощущение, что «там, внутри нас, кто-то есть», вполне может оказаться собранным на скорую руку, вторичным, полуиллюзорным аналогом индивидуального организма, возникшего в ходе эволюции как результат зыбкого согласия между генами.