Вера Дорофеева - Сто лет восхождения

Кроме того, сейчас в лаборатории номер два немало времени отдают проблеме защиты от радиации. Безопасность атомных электростанций, возведение которых еще только планируется, уже выросла в серьезную проблему. Над ней ломают голову и физики, и биологи. А отходы? Вопрос о безопасности всплывает теперь на каждом совещании.

Да, привлекательная идея, масштабная... Но пока стоящая очень уж особняком от конкретных, решаемых их коллективом задач.

Сколько потребуется средств? Каковы сроки? Какова будет конкретная отдача?

Правда, после срока «Ч» последний вопрос им задают крайне редко. Они — победители.

Молчит и Игорь Николаевич Головин. Его, как экспериментатора, поразила необычность, оригинальность идеи.

Курчатов вернулся в Москву похудевший, усталый. Но как только Головин вошел в кабинет, задал свой традиционный вопрос:

— Достижения есть?

— Есть идея, Игорь Васильевич.

Курчатов сосредоточенно слушал, забыв о своей привычке оглаживать бороду. То ли идея сразу же захватила его необычностью, перспективностью. То ли, слушая заместителя, думал он совсем о другом, о том, что осталось за сотни километров отсюда. Там воплощались в жизнь, обретая зримые черты, задачи ближайших лет. А что потом? Где та глобальная проблема, которой не жалко отдать оставшиеся силы, весь накопленный опыт не только исследователя, но и масштабного организатора и авторитет, который без ложной скромности тоже не должен работать вхолостую, а приносить максимальную пользу?

Да, авторитет высок. Хотя сейчас приходится отстаивать идеи, которые не имеют непосредственного отношения к обороне. Когда рассматривался проект первой атомной электростанции, в правительстве его спросили:

— А зачем все это надо? Вы что, товарищ Курчатов, сомневаетесь в мощи и перспективности великих строек? В их числе, между прочим, и гидроэлектростанция под Куйбышевом, крупнейшая в мире. Энергией наша страна будет обеспечена в достатке.

Пришлось пустить в ход именно авторитет, заставить его поработать на первую АЭС.

Сколько же сил потребует новая идея? Да и готовы ли мы к ее осуществлению на данном этапе? Дело ведь не только в огромных ассигнованиях, которые потребуются для этого. А кадры исследователей? А принципиально новая аппаратура? Теперь-то Курчатов отчетливо представляет: новая научная объемная проблема предъявляет свои, непредсказуемые в самом начале пути жесточайшие требования к технике.

Но Курчатов только погладил бороду и сказал:

— Значит, идея есть...

И вновь в здании на Миусской площади на втором этаже, в отделе Игоря Евгеньевича Тамма состоялся семинар теоретиков. По накалу страстей обсуждение напомнило Курчатову далекий теперь их «Ядерный семинар».

Курчатов задает теоретикам каверзный вопрос. Замечает, как они переглядываются между собой, потом бросаются в бой. Курчатов машинально гладит свою бороду. Раз столь горячо защищают идею, значит, уверены. Из здания на Миусской он увозит два обстоятельных отчета, написанных Гинзбургом. Надо поработать над ними, разобраться детально.

В машине Курчатов сидит в привычной позе, довольный, даже несколько расслабленный. Просторный ЗИС-110 несется по знакомому, ставшему привычным Ленинградскому шоссе. Но эти минуты кажущейся расслабленности и умиротворенности обрываются неожиданным вопросом к Головину:

— А что думают экспериментаторы?

Проходит месяц, и идея, как крохотный сгусток сверхплотного вещества, вбирает в себя мысль многих людей. У нее появляются свои энтузиасты и свои скептики. Последних особенно много среди экспериментаторов. На предшествующих этапах освоения атома они накопили немалый опыт и отлично знают, как самые, казалось бы, оптимистичные предложения и выводы теоретиков рассыпаются в прах после эксперимента.

Отчеты Гинзбурга уже не просто прочитаны, а изучены досконально. Замечания, сомнения, утверждения, сделанные четким размашистым почерком, густо разбросаны по полям этих отчетов. Но глобальность идеи уже захватила Курчатова. За обилием дел, первоочередных, важных, он постоянно возвращается к ней.

До Нового года, начинающего шестое десятилетие двадцатого века, остаются считанные часы. Секретарь уже укрепил на подставке новую пухлую, еще не тронутую записями пачку листков перекидного календаря. Давно опустели коридоры обжитого здания, показавшегося тогда, в сорок третьем, Курчатову несколько великоватым и ставшего теперь тесным. Безлюдно и в других корпусах, выросших на территории, опоясанной солидным забором. Человек ко всему привыкает быстро. Погруженное в темноту здание циклотрона уже не вызывает тех горделивых эмоций, как это было еще совсем недавно. Теперь все с нетерпением ждут, когда закончится строительство нового атомного реактора на обогащенном уране. На нем намечено провести цикл обширных исследований, которые необходимы и создателям первой атомной электростанции, и работникам уже действующей, набирающей темпы атомной промышленности.

Курчатов смотрит на строительную площадку. Тени как четкие линии чертежа, которые отбрасывают на блестящий свежий снег жирафьи шеи мощных кранов. Вся жизнь с первых дней здесь проходит под знаком бурного строительства. Возводятся лабораторные корпуса, рядом строятся кварталы добротных жилых домов. Да, средств для них не жалеют.

В этот предновогодний вечер, на пороге нового десятилетия, можно подвести и некоторые итоги. Скоро результаты научных исследований, проведенных здесь, воплотятся в металл и бетон, примут вещественные, весьма внушительные очертания энергоблоков атомных электростанций, скуластых обводов массивных атомных кораблей. Но для Курчатова-экспериментатора — это все уже прошлое. Он поворачивается спиной к окну и неожиданно спрашивает Головина:

— А экспериментаторов вы познакомили с задачей?

Тот сразу же схватывает суть вопроса:

— Явлинского, Лукьянова, Андрианова и Осовца. Кстати, Андрианов и Осовец много работали с плазмой.

Курчатов кивает и спрашивает:

— А теоретики рассчитали критические размеры МТР?

— Рассчитали.

Курчатов уже изучил интонации своего заместителя. Без прежнего энтузиазма произнес Игорь Николаевич это «рассчитали». Но вот голос Головина обретает прежнюю убежденность:

— В лучшем случае расчеты не выходят за пределы технически разумного, хотя и огромны.

Дипломатом стал Игорь Николаевич. Как он выразился: «Расчеты не выходят за пределы технически разумного...»

А Головин продолжает:

— На обмотку потребовался бы полугодовой выпуск меди всей нашей промышленности. Для питания реактора едва хватило бы мощности строящейся близ Куйбышева ГЭС.

За последние годы Курчатов привык оперировать внушительными цифрами. Он психологически перестроился на иной масштаб. И он сам, и его соратники, и даже те, кто курирует их работу, уже перешагнули барьер, поняли, что атомные исследования невозможны без солидных затрат. Но расчеты, о которых доложил сейчас Головин, даже для Курчатова оказались неожиданными. Половина всего годового производства меди — этот аргумент не в защиту столь перспективной, как показалось на первых порах, идеи. Курчатов на мгновение представил, как к результатам этих расчетов отнесутся там, наверху.