Знание-сила, 1998 № 03 (849)

Для здоровой психики, с точки зрения гештальт-терапии, отношение между фигурой и фоном — это процесс постоянного формирования и изменения, причем в каждый момент «картинка» гештальта четкая и полная. Если же она размытая — мутная, нечеткая фигура на неясном фоне, если она покрыта белыми пятнами. закрывающими от человека значимые куски картины, или же «застыла» и не меняется это болезнь.

Задача терапии в таком случае — помочь человеку увидеть картину (себя, свое окружение...) как можно полнее, разглядеть то, что скрывается за белыми пятнами, или, другими словами, оживить его, вернуть в очевидное. Человека, потерявшегося во времени и пространстве, убежавшего от актуального в интеллектуальные построения, психоз, бессмысленные, не имеющие никакой экзистенциальной ценности действия или в фантастический мир нереального, гештальт-терапия возвращает к себе, своим чувствам, телу, ощущению себя в настоящем времени в настоящем месте, здесь и теперь. Основная техника этой терапии — включение пациента в поток его непосредственных переживаний, часто с помощью специальных упражнений, направленных на полноту переживания «я» «здесь и теперь».

Гештальт-терапевты чаще всего работают одновременно с несколькими людьми, один из которых садится на специально выделенное место (иногда его называют горячий стул), разговаривает с терапевтом, выполняет упражнения... а другие наблюдают за этим и сопереживают ему, иногда принимая участие в такой своеобразной индивидуальной терапии. Считается, что такое присутствие при «чужой» терапии помогает «наблюдателю» справиться со своими проблемами. Однако, чтобы не размазывать «гештальт» нашей истории, в которой Марта будет «фигурой», предположим, что она общалась с терапевтом один на один (и на самом деле, многие гештальт-терапевты работают индивидуально).

Вот она входит в комнату, се просят сесть, странно, но рядом с ней стоит пустой стул, она знает, что больше никого не будет, но этот стул стоит рядом с ней, и, видимо, поставлен специально — он повернут в ее сторону — высокий ступ с красной обивкой сиденья и удобной спинкой, напротив — терапевт, он чем-то пугает Марту — его внимательные глаза, острый, иногда обжигающий взгляд, тело, слегка наклоненное вперед, локти опираются на колени, руки — в том, как они сложены есть что-то успокаивающее, комфортнее, «общается с психопатами, но не боится их, какая-то внутренняя сила, что ли, или просто привык», но это потом, вспоминая, она могла бы рассказать так о своих первых впечатлениях, а тогда она была так напугана, что, казалось, ни на что не обращала внимания, слепая, сжавшаяся в комок от испуга, словно вся тревога последних лет сконцентрировалась в ней, чтобы можно было пожаловаться, рассказать...

«Вы понимаете... я... моюсь. Я слишком много моюсь и боюсь грязи. Это произошло лет десять назад. Тогда, знаете, у нас в семье все заболели, и моя дочка заразилась глистами. И мне было очень плохо... И Джордж, мой муж... Извините, я постараюсь рассказать подробнее, как это началось, я много думала перед тем, как придти сюда...».— «Вы сказали, что боитесь грязи? А сейчас, сидите на стуле, вам тоже страшно?» — «Не знаю, а почему...» — «А что тогда вы сейчас чувствуете?» — «Ну, не знаю... Я хотела бы, чтобы вы помогли мне».— «Тогда вы пришли не по адресу. Я — сам по себе, вы — сами по себе. То, что мы встретились,— чистая случайность. Может, счастливая, может — никакая. Вы испугались?»

«Но я пришла за помощью. Мне как- то не по себе...». Голос Марты тихий, безэмоциональный. «Не по себе? Скажите это еще раз».— «Не по себе».— «Еще».— «Мне плохо. Мне очень плохо. Вы что, надо мной издеваетесь?» — Марту начинает знобить. «Еще раз».— «Зачем вы так разговариваете со мной? Что вам от меня нужно!» — «Вам холодно?» — «Да, меня знобит».— «Закройте глаза и почувствуйте себя, что с вами происходит. Хочется дрожать — дрожите, стучать зубами — стучите. Можете говорить мне обо всех своих ощущениях. Только каждую фразу начинайте со слов: «здесь и сейчас я...».

Очевидное всегда ускользает. Невозможно отправиться в будущее или прошлое, но мы чаще всего находимся или в будущем, или в прошлом. Настоящее не имеет протяженности, и на самом деле, мы всегда в настоящем, только разучились жить в нем. Здесь и сейчас — боль, радость, желания — самое главное, но вместо того чтобы чувствовать боль или жажду, или сексуальное возбуждение, люди убегают от актуального, предпочитая «не обращать внимания» на главное в настоящий момент. Это становится привычкой. О чем-то вообще никогда нельзя думать, потому что это считается плохим (или кто-то когда-то сказал, что это плохое, и человек «проглотил» эти слова, не разжевывая, они стали жизненным правилом — чужим, чуждым, от которого никак нельзя освободиться — ни переварить, ни вытошнить, ни сходить в туалет).

«Здесь и сейчас я разговариваю с вами. Мне немного не по себе. Я... сижу на стуле. Что еще сказать... У меня грязные ботинки. Я испачкала их по пути к вам. Была такая большая лужа, я пыталась обойти ее...». «Вот вы уже убежали в воспоминания. Но это не страшно, если вы будете тренироваться дома, хотя бы минут по десять в день, у вас получится. Только всякий раз, когда вы будете убегать из настоящего, постарайтесь заметить, как вы это делаете, куда бежите, а потом начинайте снова. И еще, обратите внимание на то, как вы едите, как вы пережевываете пищу, мне кажется, что вы должны глотать ее почти непрожеванной. Попробуйте каждый раз во время еды разжевывать один — только один кусок пищи до самого конца».

Упражнение «здесь и сейчас я...» оказалось для Марты очень сложным. Либо она очень быстро переключалась на воспоминания или заботы о будущем, либо, если ей удавалось долго оставаться в настоящем времени, ее охватывала тревога. Вещи становились пугающе-конкретными, и сама она терялась среди них — словно она была менее реальна, чем окружающие предметы, и от этого становилась невесомой и исчезала. Когда она рассказала об этом терапевту, он попросил ее делать специальное упражнение: ложиться на пол или постель и пытаться осознать свое тело, обращая внимание на то, до какой степени и с какой ясностью она чувствует себя телесным существом. Просто осознавать свое тело, боли, «пробелы» (части, которые не чувствуются), мышечные напряжения. Это очень важное упражнение для гештальт-терапии, с точки зрения которой большая часть психологических нарушений заключается в несоответствии между «словесными», «описательными» представлениями о себе и реальным чувственным осознанием. Для любого невроза, описываемого в «душевных» терминах, есть соответствующее «физиологическое» проявление — так называемый мышечный панцирь — напряжения, в которых коренятся сопротивления. Осознание их, контакт с ними — начало исцеления от невроза.