Знание-сила, 2008 № 12 (978)

Цельный, смелый, ясномыслящий Ульрих Цвингли понимал жизнь настолько, чтобы решиться ее реформировать. Но он не понял своего ухода из нее; не прозрел сути своей смерти, и протест, застывший в его мертвых глазах, испугал и смутил соратников. Протест, бывший сутью его жизни, остался с ним и после нее. Тот протест, что всегда не угоден властителю, даже небесному, даже во славу его!

Дмитрий Капустин

Суэцкий канал

Невероятно, но факт — Антон Павлович Чехов действительно был в Африке. Возвращаясь с Сахалина в Одессу морским путем вокруг Азии на борту парохода «Петербург», писатель 29 ноября 1890 года прибыл в Порт-Саид, город строителей Суэцкого канала, и единственный раз в своей жизни ступил на африканскую землю.

Поскольку судно шло под карантинным флагом с Дальнего Востока, где тогда разразилась эпидемия холеры, оно миновало запланированные Нагасаки, Шанхай, Ханькоу, Манилу, Мадрас и Аден, сделав лишь четыре коротких захода в иностранные порты на всем длиннющем маршруте. Стоянка в Порт-Саиде для пополнения топлива и провианта оказалась самой кратковременной — несколько часов. Согласно судовому журналу, «Петербург» пришвартовался в порту в 2.30 ночи, а уже в 16.30 того же дня снялся с якоря. Тем не менее пассажиры могли поутру сойти на берег и запастись впечатлениями и сувенирами.

Буквально через день после возвращения в Москву, 10 декабря, в письме собрату по перу и издателю Н.А.Лейкину Чехов написал: «На обратном пути, минуя холерную Японию, я заезжал в Гонг-Конг, Сингапур, Коломбо на Цейлоне, Порт-Саид и проч. и проч. Морской болезни я не подвержен, а потому плавание было для меня вполне благополучным». Как увидим далее, слова «и проч. и проч.» к каким-то другим портам не относятся.

Это личное свидетельство весьма важно, поскольку до сих пор в печати появляются всякие неточности и небылицы о чеховском путешествии вокруг Азии. Например, о том, что писатель посетил Константинополь и даже Японию (в которую, кстати, он очень хотел попасть, заочно любил всю жизнь эту страну, называя «чудесной страной»). Во всех письмах той поры писатель пишет «был», «заезжал», «посетил» только применительно к этим четырем городам. А о других — «глядел» на Синай, «видел» греческий архипелаг, «обедал с Дарданеллами, любовался Константинополем». Видел и любовался конечно же с борта парохода. Судя по судовому журналу, при прохождении Дарданелл и Босфора, «Петербург» сделал две короткие стоянки в ожидании очереди прохода через проливы, но высадки на турецкий берег, судя по всему, не было.

Вернувшись в Москву и отсидевшись дома, на Малой Дмитровке, после простуды, Чехов очень коротко и лаконично суммирует увиденное в письме двоюродному брату Г.М.Чехову от 29 декабря 1890 года: «Рассказать тебе о своем путешествии так же трудно, как сосчитать листья на дереве. Для этого нужно несколько вечеров. Проехал я через всю Сибирь, отмахав на лошадях 4500 верст, прожил на Сахалине 3 месяца и 3 дня, потом возвращался на пароходе Добровольного флота. Был я в Гонг-Конге, в Сингапуре, на острове Цейлоне, видел гору Синай, был в Порт-Саиде, видел острова Архипелага, откуда доставляют нам маслины, сантуринское вино и длинноносых греков, которых, кстати сказать, во всем свете, кроме Таганрога, считают большими мошенниками и невеждами; видел я Константинополь. Приходилось на пути испытать качку, всякого рода муссоны и норд-осты, но морской болезни я не подвержен и во время сильной качки ел с таким же аппетитом, как и в штиль».

Следует подчеркнуть, что ко всем своим зарубежным поездкам Чехов относился как к развлекательным, туристическим, никогда не писал путевых очерков, хотя они и давали «зерна» для его творчества. Судя по письмам той поры, таким же было отношение и к путешествию вокруг Азии (исключая, конечно, Сахалин). К тому же, изначально великолепно задуманный вояж с посещением многих стран и городов «рухнул» из-за эпидемии холеры.

Антон Чехов, 30лет

Заход в Порт-Саид был последним на пути домой. А ему предшествовал переход через Индийский океан и Красное море. «От Цейлона безостановочно плыли 13 суток и обалдели от скуки. Жару выношу я хорошо. Красное море уныло», — написал Чехов Суворину по приезде 9 декабря.

Действительно, вахтенный журнал этих дней полон однообразных записей об уборке корабля и заботах о пассажирах. И только однажды записи прерываются неожиданным сообщением о крещении 20 ноября «младенца женского пола», родившегося накануне у Авдотьи Новоселовой, жены «бессрочно-отпускного матроса Сибирского экипажа».

И тем не менее, как представляется, эти дни были использованы писателем для работы. Дело в том, что рассказ «Гусев», первый появившейся после длительного путешествия, по собственному признанию писателя, «был зачат» на Цейлоне. Но стоянка там была всего двое с половиной суток, за это время нужно было совершить путешествие в древнюю сингальскую столицу Канди («сделал больше 100 верст по железной дороге»), а также переехать по каким-то причинам из одного отеля в другой, так что времени у Чехова особенно не было.

Между тем он приехал в Москву с почти готовым рассказом. Уже 17 декабря он сообщил Суворину, что «есть подходящий рассказ, но он длинен и узок, как сколопендра, его нужно маленько почистить и переписать». Вскоре «Гусев» был послан в «Новое время» и уже в рождественском номере, 25 декабря 1890 года, появился на свет. «Для шика», по словам Чехова, была поставлена дата: «Коломбо, 12 ноября». Но при следующих переизданиях автор снял ее, вероятно, потому, что основа рассказа была написана все-таки позднее, во время плавания, до и после Порт-Саида. К тому же будем иметь в виду, что в Москву Чехов приехал сильно простуженным и первые дни был занят своим лечением, обустройством после длительного отсутствия, семейными делами, срочными письмами, встречами с родными и друзьями — все хотели послушать его рассказы о таком долгом, необычном путешествии.

Так что, очевидно, именно тогда — «до и после Порт-Саида» — сахалинские образы, уже обретшие «плоть и кровь» в сознании автора, были наконец отображены в первом, «длинном и узком» варианте рассказа «Гусев».

В ряде современных публикаций говорится, что писатель возвращался с Сахалина очень больным, его мучили приступы удушья и кашля. Однако сам он неоднократно подчеркивал в письмах, что «чувствовал себя здоровым вполне», «ни разу не был болен». Более того, буквально накануне путешествия, в декабре 1889 года, Чехов писал: «В январе мне стукнет 30. Подлость. А настроение у меня такое, будто мне 22 года».