Знание-сила, 2008 № 12 (978)

А.П.Чехов на палубе парохода «Петербург»

Конечно же молодой Антон Чехов не был здоровяком, как Гончаров или Пржевальский — его кумиры, писатели-путешественники. Сестра в своих мемуарах со слов самого Антона Павловича отмечала, что первые признаки кровохарканья у него появились еще в 24 года, в студенческом возрасте. Были они и на первом этапе поездки на Сахалин — во время плавания по Волге. Но все же морской этап вокруг Азии оказался для Чехова намного легче, чем 81-дневное (!) путешествие через Сибирь («похожее на тяжелую, затяжную болезнь»), а затем и 3-месячное пребывание на каторжном острове. Он даже купался в Индийском океане, причем, сильно рискуя и испытывая при этом, безусловно, острые ощущения. Брат Михаил так вспоминал рассказ Чехова: «С кормы парохода был спущен конец. Антон Павлович бросился с носа на всем ходу судна и должен был ухватиться за этот конец. Когда он был уже в воде, то собственными глазами увидел рыб-лоцманов и приближающуюся к ним акулу».

Эпизод с акулой, как известно, вошел в «удивительно хороший» (по словам И. Бунина) рассказ «Гусев» — покойника, завернутого в белое, сбрасывают по морской традиции в пучину, и акула, играя, подхватывает его в глубине. Завершает рассказ сочное описание поразительного по краскам заката солнца в тропиках. Этому описанию вторят и строки из письма Суворину: «Если в царстве небесном солнце заходит так же хорошо, как в Бенгальском заливе, то, смею Вас уверить, царство небесное — очень хорошая штука».

Следует подчеркнуть, что такой финал кажется весьма неожиданным для трагического рассказа. Но в этом-то и проявился парадоксальный талант писателя. По-видимому, многодневное плавание по бескрайнему океану под бездонными небесами навеяло, подсказало стиль рассказа, обострив его ощущение бренности человеческой жизни под шатром роскошной и равнодушной природы...

Есть много фактов, говорящих о том, что Чехов активно общался с пассажирами и командой парохода, подружился с некоторыми из них, помогал судовому врачу (не отсюда ли «подслушанные» в лазарете диалоги в «Гусеве»?). Вот доказательство из письма А.С.Суворину: «Заболел у нас рогатый скот. По приговору доктора Щербака и Вашего покорнейшего слуги, скот убили и бросили в море». Кстати говоря, А.В.Щербак, с которым Чехов «почти подружился» и называл «замечательным человеком», состоял с писателем в довольно интенсивной переписке. Человек неординарный, он ранее воевал на Балканах, был автором нескольких книг, а затем многих ярких очерков о сахалинской ссылке, печатавшихся в газете «Новое время» (по рекомендации Антона Павловича, непосредственно Суворину). Этот талантливый человек оказался и хорошим фотографом. Его фотопластины сохранили облик Чехова во время путешествия, сохранили и лица сахалинской каторги, и ландшафты, архитектуру городов, которые посещали. К сожалению, доктор Щербак всего через четыре года умер во время очередного рейса на Дальний Восток и похоронен в Нагасаки. Ему было 48 лет.

Порт-Саид

19 — 20 ноября «Петербург» проследовал Аденским заливом без захода в знаменитый порт Аден, обязательный для захода судов Добровольного флота при обычных обстоятельствах. И вошел в Красное море. Чехов, кажется, использует всего лишь два слова в описании своих впечатлений на этом отрезке пути — уныло и скучно. Действительно, справа — бесконечные пески Аравийской пусты - ни, слева — безжизненные берега Абиссинского нагорья и далее Нубийской пустыни. Египетские пирамиды, знаменитые пороги Нила и не менее знаменитые нильские крокодилы были где-то далеко за горизонтом. Чехова почему-то не удивила чистейшая вода Красного моря, в которую не впадает ни единая река.

Однако плавание сопровождалось, по меньшей мере, одним любопытным событием. И оно зафиксировано в судовом журнале. Это — встреча с отрядом судов, на которых российский наследник престола, будущий император Николай II, совершал кругосветное плавание из Европы на Дальний Восток. На южном входе в Суэцкий канал суда стояли на рейде рядом, и экипажам была дана возможность повидаться со знакомыми и обменяться впечатлениями. Позднее фирмой Брокгауза было издано роскошное, до сих пор удивляющее своим совершенством 3-томное описание этого вояжа. Однако Чехов никогда не упоминал о факте этой встречи.

Возможно, тогда же произошел и другой случай — спасение французского судна, севшего на мель. В пересказе брата Михаила это выглядело довольно живописно: «“Петербург” по необходимости должен был остановиться и подать ему помощь. Спустили проволочный канат — перлинь, соединили его с пострадавшим судном, и, когда стали тащить, канат лопнул пополам. Его связали, прицепили снова, и французский пароход был спасен. Всю дальнейшую дорогу французы, следовавшие позади, кричали “Vive la Russie!” и играли русский гимн; и затем оба парохода разошлись, каждый поплыл своей дорогой. Каково же было разочарование потом, когда на “Петербурге” вспомнили, что забыли на радостях взыскать с французов тысячу рублей за порванный перлинь (все спасательные средства ставятся в счет спасенному), и, таким образом, эта тысяча рублей была разложена на всех подписавших протокол о спасении французского судна, в том числе и на моего брата Антона».

Нубия. Охота на крокодила. Из личного архива А.П.Чехова

Некоторые чеховеды полагают, что память в данном случае подвела мемуариста-брата. Во-первых, не указано место происшествия, и, во-вторых, в судовом журнале этот эпизод никак не отмечен. Однако по обилию и точности деталей трудно предположить, что такой пересказ мог быть ошибкой памяти. Кроме того, есть и прямое указание на документ — протокол о спасении французского судна. Возможно, он до сих пор пылится в архивных томах Добровольного флота. Есть и еще одна зацепка — упоминание о том, что французы «всю дальнейшую дорогу» следовали позади. Такое длительное плавание «гуськом» могло иметь место только в канале или на подходе к нему.

Отмечая в нескольких письмах увиденные горы Синая, Чехов в одном из писем пишет: «Глядя на Синай, я умилялся». Естественно, Чехову, сызмальства религиозно воспитанному человеку, было близко понимание этого библейского места, святого для всех православных людей. Именно здесь, на вершине горы Синайской, или, как ее называют египтяне, горы Моисея, Господь, согласно преданию, вручил будущему пророку Моисею каменные доски — Скрижали веры со знаменитыми десятью заповедями. А где-то под горой, на краю пустыни, Бог явился Моисею, пасшему овец, сквозь горящий, но не сгоравший в святом огне терновый куст (Неопалимую купину), призвав того вывести израильский народ из Египта в землю обетованную.