Знание-сила, 2008 № 03 (969)

Эта решимость через несколько лет чуть не сделала из нее диссидентку, но это совсем другая история, гораздо более серьезная.

А все же мне до сих пор жаль той ненаписанной статьи. Хотя с тех пор было написано множество других статей, построено моделей, проведено серьезных, масштабных исследований.

И еще — мы уверены — будет написано, проведено, построено.

Ревекка Фрумкина

Электронный вариант текста был опубликован на сайте«Полит.ру»

«Глубже поверхности фактов» — так в свое время обозначил Марк Блок задачи «новой исторической науки». Знаменитый французский историк Жорж Дюби считал Марка Блока своим учителем. Книга Дюби «Время соборов. Искусство и общество. 980 — 1420» (русский перевод — М., Ладомир, 2002) не была задумана как сугубо научный проект. В первоначальном варианте это были три самостоятельных эссе, которые Дюби написал по заказу известного издательства «Скира» для художественных альбомов серии «Искусство. Идеи. История». Все три альбома вышли в Женеве в середине 60-х гг. под заглавиями «Юность западного христианского мира», «Европа соборов» и «Основы нового гуманизма».

Для издания 1976 года, осуществленного уже как книга издательством «Галлимар» (с него и был сделан русский перевод), Дюби объединил эти эссе и несколько переработал их, дабы придать изложению необходимое единство. (Видимо, при этом был добавлен раздел «Образы», комментирующий по необходимости скромный изобразительный ряд, который и воспроизведен в русском издании.) Русский перевод издан с предисловием и комментариями нашего замечательного медиевиста Д.Э. Харитоновича, что делает книгу доступной для достаточно широкого читателя, которому она, в сущности, и адресована. Впрочем, читателю этому придется изрядно потрудиться, о чем я еще скажу ниже.

Первое, что хочется сказать о русском Дюби — это просто порадоваться тому, что эту книгу успели издать на соросовские деньги. Мудрость «Анналов» стала нашим общекультурным достоянием не так давно, так что целые поколения филологов и будущих педагогов, прилежно читавших «по программе» средневековую литературу и нередко — в подлинниках, ничего не слышали ни о Марке Блоке, ни о Люсьене Февре, ни о Жаке Ле Гоффе, ни о Жорже Дюби.

Деталь дверей собора в Люцерне. Швецария

Жорж Дюби (1919—1996) — в первую очередь историк, и уже в силу того, что он историк определенной направленности, он замечательно интересный историк искусства. Тем более интересный, что его предметом являются эпохи, когда статус искусства был совсем иным, нежели в Новое время. Собственно, об этом и написано «Время соборов», а также книга Дюби «Святой Бернар: цистерцианское искусство» (1976), — насколько мне известно, у нас еще не переведенная.

Второе необходимое замечание — это острое ощущение нехватки зрительного ряда, не оставлявшее меня при чтении «Времени соборов». Я склонна думать, что многие смыслы книги так и останутся условно-доступными большинству моих соотечественников, не имевших возможности видеть своими глазами ту предметную среду, на неосознанное «чувствование» которой книга Дюби рассчитана. Ведь подобно тому, как в России трудно найти взрослого человека, который бы не видел золоченых или голубых маковок церквей и лампаду перед иконой, к западу от Буга трудно найти человека, который бы хоть раз не стоял под сводами готического собора, не видел романских арок монастырского двора или не взбирался по лестницам средневекового замка- дворца. Даже в сильно пострадавшей от ужасов Второй мировой войны Польше сохранилась так называемая «готика крестоносцев (например, в Торуни) и фантастическая смесь всех архитектурных стилей в Гданьске.

Что уж говорить о Праге и Южной Чехии! Чтобы понять, что имел в виду Сугерий, повелевший разрушить амвон, перекрывавший центральный неф собора в Сен-Дени, дабы на всю церковь изливался поток божественного света, надо, мне кажется, хоть раз оказаться самому внутри готического храма.

Композиционно книга Дюби делится на три части. Первая — «Монастырь. 980—1130» — повествует, в основном, о романском искусстве, вторая — «Собор. 1130 — 1280» — о возникновении и расцвете готики, третья — «Дворец. 1280—1420» — об истоках светского искусства, появлении живописи и завершении эпохи Высокого Средневековья.

Стилистически Жорж Дюби пишет, как истинный француз — он искусный ритор, мастер сложных метафор, изысканных уподоблений, витиеватых периодов. Говоря о высоком, он чужд всякой аскезе стиля, так что текст местами напоминает причудливые извивы барокко. Структурно эта проза ближе всего к фуге, где в любой вариации так или иначе просвечивает основная тема — надо лишь терпеливо следовать за автором. (Видимо, эта текстура повествования побудила Д.Э. Харитоновича к столь масштабному использованию цитат из Дюби в предисловии к книге.)

Дюби ритмично то сужает, то расширяет охват анализируемых феноменов. Он повествует о войнах и торговле, бедности крестьян и отваге рыцарей, обычаях дарения и жертвованиях церкви, о паломничествах и ересях, об изменениях в структуре власти королей и герцогов, папства и епископата; о реформах монастырей, осуществленных «сверху», и духовных импульсах снизу, приводивших к созданию монашеских орденов и конгрегаций.

В результате мы ясно отдаем себе отчет в следующем: искусство, как мы понимаем его сегодня — будь то архитектурное сооружение, памятник или картина — это принципиально иной духовный феномен, чем то, чем была, например, архитектура и скульптурные изображения для людей XI века.

Скульптуры Везле, галереи в цистерцианских монастырях, авиньонские фрески и витражи в соборе в Лане не заменяли неграмотным «простецам» Священное писание — они в известном смысле были им, разве что в иной материальной форме.

Подзаголовок книги — «Искусство и общество» — побуждает задуматься о том, что в своем желании отрешиться от вульгарно-социологического понимания искусства, силою навязанного целым поколениям наших соотечественников, мы склонны, размышляя об искусстве, вообще пренебрегать его социальностью.

Демонстративно асоциальное искусство тоже социально.

А ярко выраженная социальная направленность искусства, которую в нашей истории репрезентируют, например, успешно третируемые нынче «передвижники», сама по себе не делает их работы ни более, ни менее художественно ценными. Просто связи между искусством и обществом тем более сложны, чем сложнее организовано это общество. И это лишь одна строка из послания Дюби потомкам.