Знание-сила, 2007 № 10 (964)

Не проходит вдумчивый историк и мимо иных сил, действовавших в России Грозного. Он подчеркивает «огромный вклад в русскую культуру, который внес купеческий дух», в том числе и в «военно-служивой» Москве, которая, «сломив Новгород, задушив городскую жизнь Севера», сама вплоть до XVII века «сохраняет еще купеческий размах и предприимчивость».

Федотов отмечает, что в результате завоеваний Грозного изменилось не только пространство Руси, но и ее качество. «Задолго до воссоединения с зарубежной Русью (белорусскими и украинскими землями. — А.Х.) Москва разливается широко на туранский Восток и Юг, приобретая характер Евразийской империи. Узкая провинциальная культура Москвы оказывается непригодной для организации и одушевления этой колоссальной империи». «Волга, татарская река, становится матушкой, кормилицей» для Руси, замечает Федотов. Изменился и социальный состав населения. «Со времени Грозного оборона государства во все растущей мере зависит от иностранцев». Их привлекали разными способами — наемом за границей, переводом пленных в положение служилых и благодаря добровольному «выходу на государево имя» и поступлению на службу. Исследователи, изучающие роль и организацию иноземного войска, подчеркивают многоэтничность и поликонфессиональность воинов в его составе.

Деятельность первого царя Ивана IV и последующих царей Г.П. Федотов оценивал противоречиво: «Грозные цари взнуздали, измучили Русь, но не дали ей развалиться, расползтись по безбрежным просторам». Последнюю мысль он повторял в иной форме: «Деспотизм Москвы обеспечил России ее единство».

Орудие Грозного — опричнина — также получила неоднозначную оценку. Г.П. Федотов называл ее «кровавой революцией сверху», целью которой было, с одной стороны, «сбросить последнюю докучную узду» церкви, а с другой, создать «новую параллельную государственную организацию из новых людей», «новое управление и новый служилый класс, независимый от боярства». Этой второй цели, по Федотову, царь достигал с помощью перемещения больших масс служилых людей, добиваясь разрыва «хозяйственных и моральных связей между народом, крестьянским людом и потомками удельных княжат».

Так комплексно вопрос о роли опричнины в антиудельной политике Ивана Грозного еще никем не ставился. Опричнина превратилась в «социальный переворот, захвативший все слои русского общества», а отношения царя с боярством — в гражданскую войну. При этом одновременно Федотов подчеркивал, что «ошибочно видеть в опричнине целесообразный государственный институт, направленный против мятежного боярства». Однако в отличие от большинства историков вину за опричнину с ее разгулом зверств, грабежей и убийств Федотов возлагал на весь русский народ, на его «безумное молчание», о котором уже писал в 1916 году А.И. Яковлев. «Вся русская церковь и вся русская земля несла ответственность за собор епископов, осудивший святителя (митрополита Филиппа. — А.Х.). Вся земля и понесла кару в годину Смуты». Сама мысль о связи событий Смутного времени с опричниной была не нова, она прозвучала в монографии С.Ф. Платонова в 1899 году, однако под пером Федотова она получила иной — глубинный смысл, более поучительный для нас, людей XXI столетия.

Иван IV «совмещал зверство с церковной набожностью, оскверняя самую идею православного царства».

Что касается митрополита всея Руси Филиппа, то, по Федотову, он признавал царя «вместилищем веры, сосудом особой благодати», ответственным за все, а потому требовал от царя отказа от опричнины. «В годы кровавой революции, произведенной верховной властью, митрополит Филипп восстал против тирана и заплатил жизнью за безбоязненное исповедание правды», он оказался «мучеником не за веру, но за Христову правду, оскорбляемую царем». Филипп возвысил «предостерегающий голос церкви, направленный против теократической идеи православного царства».

Мудрый исследователь социальной психологии, Федотов отметил, что введение опричного режима привело к чудовищным последствиям в сфере социальной психологии, а именно — к всеобщей деморализации. Одним из главных структурообразующих личность факторов стал деспотизм, и это при «отсутствии корней свободы в византийско-московской традиции». Он писал, что благородные люди употребляли формулы (в Московской Руси, например), которые кажутся несовместимыми с человеческим достоинством, несмотря на то, что именно в Москве складывается особый «жестко волевой тип, московский человек, каким его выковала тяжелая историческая судьба».

И в этой связи патриот России, эмигрант Георгий Петрович Федотов, оценил «значение Курбского и митрополита Филиппа для русской национальной чести. Курбский и митрополит Филипп — эмигрант и святой — одни спасают достоинство России в век Ивана Грозного. Нравственный смысл измены, хотя и трагический, заключается в том, что родина не является высшей святыней, что она должна подчиниться правде, то есть Богу». Христиане, по мысли Федотова, имеют обязанность участвовать в справедливой войне. «Отсюда шаг до обязанности борьбы против несправедливого, беззаконного и тиранического отечества», — вот важнейший вывод Георгия Федотова.

Унаследовав от историков XIX века представление о неделимости России, поддерживаемое деспотическим правлением царей, Г.П. Федотов, тем не менее, подчеркнул необходимость борьбы с ними, что, по его мнению, не противоречило догмам христианства. Так в его концепции исторического развития Руси-России преломился основной девиз его философии «Христос и свобода».

И. Бродилкин

(по интернету)

Прежде родители очень переживали, что их дети, как только им перестают читать вслух, сразу начинают читать «не то». Был даже такой анекдот: «Ты зачем «Войну и мир» перепечатываешь, да еще на папиросной бумаге?! — Хочу, чтобы дочка прочла, она только машинописные тексты читает».

Теперь, похоже, дети не читают вообще. В подавляющем большинстве. Не по программе или по профессии, а просто для собственного удовольствия. Они слушают музыку, переписываются в интернете, посылают друг другу бесконечные смс-ки на мобильный, признаются друг другу в любви через чат МузТВ , многие очень любят мультики — вот как любили их, когда были малышами, так до сих пор и любят. Играют в компьютерные игры. Потом они начинают работать, некоторые — много и тяжело, «пашут» в школе и в вузе, попутно подрабатывая себе на карманные расходы, долбят языки и овладевают профессиями, которые, по их понятиям, дадут им работу с хорошей зарплатой (понятие о хорошей зарплате у них тоже совсем не такое, как было у нас). И как-то язык не поворачивается упрекать их в недостаточной любви к великой русской и мировой литературе. Хотя все равно упрекаем. А чаще плачемся друг другу в жилетку, что что-то упустили в свое время, в их, деток, самом нежном возрасте.