Знание - сила, 2007 № 03 (957)

— Оставьте его! — послышался властный окрик. С подсвечником в руке в отдалении показался Миронов. Приходя в себя, Яблоков осмотрелся. Перед ним стоял озлобленный привратник с рассеченной скулой. Чуть сбоку — здоровенный детина, хватка которого хоть и ослабла, но все еще удерживала его воротник в своей лапище. Миронов, в длинном, хорошо сшитом сюртуке, медленно приближался к троице. Лицо его было бесстрастно. — Похвальна ваша понятливость, господин Яблоков. Весьма рад, что не преминули воспользоваться моим приглашением. Прошу!

Яблоков сбросил шубу на руки детины и поспешил за хозяином. Миронов, освещая путь, повел его длинным коридором. Коротко поправляя маршрут командами: «налево», «направо», «осторожно, здесь ступенька» он вскоре привел гостя к закрытой двери. Немного повозившись с замком, Миронов жестом пригласил гостя во внутрь комнаты.

Это был кабинет в английском стиле, искусно отделанный орехом. До самого потолка возвышались стеллажи, за стеклянными дверцами коих покоились книги обширной библиотеки. Посреди комнаты стоял круглый стол красного дерева. На нем возвышалось нечто, накрытое шелковым покрывалом. Подойдя к столу, Миронов сдернул материю. Взору открылась довольно внушительных размеров чаша из невиданного доселе яркосиреневого чароита*. Внутри нее лежал металлический шар величиною с большой астраханский арбуз, поблескивая в огнях свечей гладкими серебристо-матовыми боками.

— Ух, ты! — невольно вырвалось у восхищенного Яблокова. — Аглицкая работа?

— Ни аглицкая, ни чья бы то ни было прочих, — отозвался хозяин. Из угла кабинета он выкатил тонкой работы столик, сервированный для приятного препровождения времени, на нем стояли графинчик с коньяком, фужеры, вазочка с засушенными фигами, лежала коробка египетских сигар. — В этом весь фокус. Австрийцы уже успели обо всем пронюхать — вот в чем смертельная опасность! Присаживайтесь, Яблоков. Разговор наш советую тут же забыть, — он разлил по фужерам коньяк, пригубил и продолжил: — В 24-м году эта старая ведьма Фитингоф перед самой смертью написала Государю свое последнее письмо. Должен сказать, что письмо это впоследствии таинственным образом исчезло, но не в этом суть. Александр Павлович, хотя к этому времени не состоял с нею в переписке, узнав, что баронесса отошла в мир иной, все же ознакомился с этим злополучным посланием. Писала же она о том, что «избранному богом» незамедлительно надлежит выехать в Таганрог, дабы исполнить истинное свое предназначение и направить человечество по пути исправления. В городе сем сыскать купчишку средней руки по фамилии Петухов и на чердаке лачуги его взять бoгов подарок. Император мистически настроен был на протяжении всей своей жизни, а на излете ее особенно. Чем кончилась печальная поездка, всем известно — смертью самодержца. Но подарок был получен, — Миронов выразительно глянул на чашу с шаром. Яблокову показалось, что со времени его прихода шар из матового сделался золотистым. — Не удивляйтесь, друг мой, он меняет окрас, когда начинает думать.

Дальше рассказ свелся к следующему. Преемник почившего императора Николай I незамедлительно создал тайную комиссию по исследованию странного предмета. Назвали эту комиссию Сообществом, наделив ее самыми широкими полномочиями. Вскоре обнаружились немалым числом заговаривающиеся люди. Поначалу их определяли в желтый дом, но после, прислушавшись к их бреду, поняли, что разумом те люди светлы — глас божий вещал через тех несчастных избранных. Шар дарит свои секреты, в которых разобраться лучшие умы до сей поры не могут. Но Сообщество упорно разыскивает «божьих вещателей» по всей империи и скрупулезно фиксирует все, что исходит от них. Кто создал это чудо — непонятно. То ли сама Природа в эволюции чего-то неведомого, то ли божьих рук дело. Однако ясно одно, шар пытается корректировать развитие человечества и время от времени подбрасывает кое-какую информацию.

— Посудите сами. Юнец, совсем сопляк, своим сочинительством затмевает все, что было когда-нибудь создано литераторами. И кто он? Так, наполовину арап, наполовину доморощенных кровей, ничего особенного. Теперь вот вы. К слову сказать, наибольшую плодовитость обнаруживали почему-то после своих кутежей, — Миронов достал листок с знакомыми каракулями Самсона. — «Количество информации, как логарифм по основанию два от количества символов...» Логарифм старины Непера — это понятно, но каким образом язык абстракции выражает информацию? Из отрывочных сведений нам удалось понять, что окружающий мир, в том числе материальный, есть в первую очередь информация. Информацию можно представить по каким-то стеклянным волокнам толщиной с волосок на сколь угодно вообразимые расстояния. Таким образом, выразив предмет в виде информации, мы с легкостью ее можем передать, ну скажем, в Париж, и материализовать ее на том конце. Представьте себе! За доли секунды мы перебрасываем тысячу другую казачишек в самое сердце Европы, где наши доблестные донцы наведут порядок. А! Каково? А тут австрияки пронюхали, агентурой столица переполнена.

Между тем шар сделался багровым, и показалось, что легкая волна пробежала по его поверхности. Чем-то зловещим потянуло от него.

— Ходу! — крикнул Миронов, увлекая за собою гостя вон. Через мгновение послышался треск, и из кабинета повеяло озоном. Стол был пуст. Только пятно сажи на гладкой его поверхности и обгоревшее покрывало напоминали о том, что здесь минуту назад стояло непостижимое человеческому разуму творение.

Яблоков, потирая ушибленное колено, обнаружил лежащим у стены своего патрона — Миронова. Все же капитан проявил изрядную прыть приотступлении, так свойственную военному сословию, и значительно опередил своего визави. Хозяин был явно без чувств. Из кармана его сюртука вывалились записки и веером рассыпались по полу. Подняв одну из них, Александр Гаврилович прочел: «.Ваше Превосходительство! Христом Богом прошу, ослобоните меня от этого аспида — солдафона Яблокова! Моченьки моей нету, как измотал душеньку он мою. » Яблоков уронил челобитную Самсона, белым лебедем полетевшую на пол. Ему как-то было недосуг разбираться во внутренних ощущениях холопа. К тому же от стены донесся стон, отвлекший его от Самсоновых переживаний. После послышалось кряхтение с трудом поднимающегося Миронова. Держась рукой за стену, он мрачно бросил:

— Рассердился, поганец, шарик-то наш. И что странно, опять ехать надо к Петухову в Таганрог за ним, где он, как новенький начищенный самовар, на чердаке ждет своего часа.

В эту минуту Яблокова пронзила мысль:

— А не рано ли мы с ним разговаривать начали? Умишком-то, видать, не вышли еще. Быть может, лет через сто время придет. Как в Писании: всему свое время, время собирать камни, время разбрасывать.