Знание - сила, 2007 № 02 (956)

В. Р.:Насколько я понимаю, дело не в законах — законодательство у нас неплохое...

Б. Ж.:Пока.

В. Р.:Да, пока. Там предусмотрены и возможность общественной экспертизы, и рассмотрение альтернативных вариантов, и компенсация ущерба. Если все выполнять, как сказано в законе, то такие авантюры будут останавливаться задолго до реализации. Но беда в том, что все чаще закон просто открыто нарушается: например, работы по проекту начинаются еще до проведения экспертизы. То есть законодательство наше защищает природу в достаточной мере — вопрос в том, насколько это законодательство выполняется.

И. П.:Мне кажется, это не совсем так. Например, в истории с Байкалом они не решились действовать вообще без экспертизы, а вынуждены были уламывать экспертов, выдавливая из них нужное заключение.

Б. Ж.:В данном случае — да. Но эта экспертиза рассматривала техникоэкономическое обоснование проекта. А до того была экспертиза обоснования инвестиций. «Транснефть» еще в 2003 году представила проект. Эксперты рассмотрели его и отклонили: трасса проходила слишком близко к Байкалу, в случае любого разлива нефть никак не успели бы отсечь. Через год «Транснефть» представила новый проект: замечания учли, трассу сильно сдвинули к северу, за водораздельные хребты. Экспертиза дала положительное заключение. А дальше гринписовцы обнаружили те самые просеки, о которых говорил Владимир Александрович. И шли они не по одобренной трассе и даже не по отвергнутой, а по совершенно новой — никогда ни на какую экспертизу не представлявшейся и проходившей чуть ли не по самому берегу. По той самой, вокруг которой кипели страсти в прошлом году.

Борис Жуков

По закону внесение таких изменений означает автоматическое аннулирование положительного заключения экспертизы. Но что значит «автоматическое»? «Транснефть» продолжала считать, что этот этап она успешно прошла, и подала на экспертизу уже ТЭО (технико-экономическое описание) проекта. Ростехнадзор принял его и назначил экспертную комиссию — ту самую, которую потом подвергли такому давлению. Тем самым Ростехнадзор как бы признал, что заключение предыдущего этапа сохраняет свою силу.

И. П.:То есть контрольные органы не работают?

Б. Ж.:А контрольные органы в данном случае — это Росприроднадзор, то есть неоднократно упомянутый тут Олег Львович Митволь. Я очень хорошо помню, как в мае 2005 года, когда все это всплыло, он на совместной пресс-конференции с «Гринписом» пылал праведным гневом, метал громы и молнии и клялся, что никому не позволит погубить национальную святыню России — Байкал. Правда, при этом он очень аккуратно ни разу не упомянул «Транснефть» — он говорил только о действиях ее подрядчиков. Но это было в мае. А в июле президент сказал, что этот проект стране нужен, — и Митволь тут же взял под козырек: дескать, проблема рассмотрена и нарушений не обнаружено.

Я в данном случае не о Митволе — Бог ему судья. Я о том, что вот в законе есть норма: «положительное заключение автоматически отменяется». А где она, эта автоматика? А что делать, если заявитель проекта не пожелает считать заключение отмененным?

И. П.:Значит, автоматика не прописана?

A. Я.:Да дело не в том, что там прописано! Просто законы не имеют никакого отношения к нашей действительности. В законах может быть прописано что угодно, но если компания может строить, не обращая внимания на закон, и ей за это ничего не будет, то никакие самые строгие и подробные нормы ей не помешают. К примеру, большая часть того, что построено по берегам рек — это самозахваты...

Б. Ж.:...в лучшем случае оформленные задним числом — уже после возведения всех строений. А в худшем — просто никак не оформленные до сих пор.

B. Р.:Проект Катунской ГЭС не утвержден еще никем. Ничего не подписано, никаких согласований не получено. А самосвалы уже ездят, и площадки размечаются. Я боюсь, что весной уже пойдут рубить просеки.

И. П.:Я понимаю, что у нас законы не выполняются. Но я все-таки думаю, что лучше, чтобы они были — пусть даже и не выполняющиеся.

В. Р.:Совершенно верно. Это дает нам возможность хоть как-то сопротивляться — мы судимся, опираясь на закон.

И. П.:Если предприниматель будет знать, что при некотором повороте событий — ну, скажем, если президент топнет ногой — ему придется платить, и не символическую сумму, а полную величину ущерба, то он хотя бы сам поинтересуется, к чему может привести его проект. Ну, смешно, в самом деле: заказывают ОВОС, подают на экспертизу — только для того, чтобы «отмазаться». И никто даже не пытается выяснить, чем он рискует — потому что он не рискует ничем.

Б. Ж.:Я позволю себе пересказать слова топ-менеджера одной из крупнейших российских страховых компаний. Он рассказывал о блестящих финансовых результатах, с которыми его компания закончила год. Его спросили, откуда такая высокая прибыль. И он, несколько сбавив победный тон, пояснил: мы же страхуем по международным нормам. Они предполагают, что в случае аварии, скажем, на трубопроводе мы возместим компании, владеющей этой трубой, ее собственные потери, расходы на ликвидацию аварии, а также выплатим компенсации третьим лицам, пострадавшим от аварии. И все это закладывается в наши расценки. А когда наступает страховой случай, мы оплачиваем только потери и расходы на ликвидацию, а компенсации третьим лицам с нас никто не спрашивает. Та часть страхового взноса, которая должна была покрывать эти компенсации, идет нам в чистую прибыль. И добавил: как менеджера страховой компании меня такой порядок устраивает, как жителя и гражданина России — нет. Но изменить его я не могу.

Ясно, что при таком порядке заявителю совершенно не интересно знать правду о своем проекте. От экспертизы ему нужна формальная возможность приступить к реализации проекта. С другой стороны, законы могут быть какие угодно, но если государство не заинтересовано в их исполнении, они исполняться не будут. Какими бы вопиющими ни были нарушения, всегда можно составить бумагу о том, что все всему соответствует, — и никто ничего не докажет.

Тогда у меня такой вопрос: а что, государство действительно не заинтересовано в том, чтобы знать правду о проектах и предотвращать их опасные последствия? Ведь если они наступят, расхлебывать их придется ему, государству. Почему же оно так себя ведет?

Сергей Бобылев:Я могу попробовать ответить за государство. Я согласен с тем, что здесь говорилось. Но мне хотелось бы выделить одну объективную причину, которая приводит ко всем этим безобразиям. Дело в том, что современная экономика — и не только в России, но и во всем мире, — вообще-то говоря, плохое зеркало. В нем не отражается гибель природы, социальные проблемы, человеческое здоровье и много что еще.