Знание- сила, 2006 № 10 (952)

Такой орган у нас уже был. О том, как он создавался, работал, менял названия, был переподчинен, а потом разделен на несколько практически уже не работающих, рассказывает нашему корреспонденту начальник Управления государственной экологической экспертизы в 2000-2002 годах С. Голубева.

— Неужели Чернобыль так повлиял на партийное руководство, что оно решило вдруг защищать окружающую среду?

— Чернобыль, я думаю, стал последней каплей. Долгие годы природу покоряли, совершенно не думая о последствиях. В конце концов, стали происходить странные и страшные веши: моря высыхали, исчезала рыба, огромные территории приходилось признавать зоной экологического бедствия, в которых уже была невозможна нормальная жизнь. Гигантомания переустройства природы породила идеи строительства дамбы у Невской губы и Катунской ГЭС и, наконец, проект переброски части стока северных рек.

Кульминацией, конечно, стал Чернобыль. Взрыв АЭС обнаружил полную неготовность всех служб страны к такому повороту событий. Никто не разрабатывал план действий в случае аварии. Никто не знал, как будет распространяться радиация, и появление радиоактивных пятен то там, то туг было для всех полной неожиданностью. Специалисты, конечно, могли все это просчитать заранее, построить прогнозы — но им никто не задавал таких вопросов.

Со всем этим надо было что-то делать.

— И тогда поступили самым привычным административно-бюрократическим способом: создали еще один Комитет ?

— Совершенно верно: уже в декабре 1988 года был создан Государственный комитет по охране природы, отвечавший за экологическую экспертизу, экологический контроль и мониторинг состояния окружающей среды.

— И в жестких рамках сугубо бюрократической системы вам всем предстояло, начиная практически с нуля, добиваться немыслимого: чтобы наши советские и российские менеджеры, с которых всегда спрашивали исключительно план и рентабельность, вдруг начали задумываться о птичках и рыбках, отходах и почве?

—По порядку: мы начинали не совсем с нуля; Госплан и Госстрой уже давно приглашали экспертов, которые оценивали, как хозяйственный проект соотносится с окружающей средой. Нет, птички и рыбки их, конечно, волновали мало, а вот состояние почвы, объем речного стока — безусловно. Они могли сказать: здесь невозможно построить такую электростанцию, сток воды недостаточен. Или: предприятие здесь построить нельзя, не хватит природных ресурсов для его работы. Постепенно они нарабатывали опыт оценки связей природы и хозяйственной деятельности. И заставляли делать что-то для охраны природы, хотя бы из соображений экономической целесообразности.

—То есть они оставшись в чисто экономической логике? И какой-то шаг в пользу природы делали только как компромисс в споре с другим «хозяйствующим субъектом»?

— Верно: там и настолько, насколько оказывались задеты интересы рыбного, лесного, сельского хозяйства, и конфликт предполагался настолько сильный, что предпочитали компромисс. Многие наши сотрудники пришли к нам как раз из этих подразделений.

Опирались мы и на зарубежный опыт. Инструментом реальной и действенной, конкретной охраны природы там стала методика оценки воздействия на окружающую среду (ОВОС), впервые введенная в США в 1969 году, а затем во всех развитых странах. Она позволяет учитывать и предотвращать негативные воздействия на среду еще до того, как принимаются хозяйственные решения.

Деятельность Комитета (и Государственной экологической экспертизы в частности) была совершенно нетрадиционной для этой системы. Но я до сих пор убеждена, что добиться существенного результата экологическая экспертиза могла только как орган государственный — и никак иначе. Государственная экологическая экспертиза с самого начала строилась как независимая.

— Это возможно? В административной системе чиновник всегда зависит от вышестоящего начальства, так система устроена.

— Мы на практике доказали, что это возможно. Экспертами у нас были не сотрудники комитета, получавшие там зарплату, а независимые эксперты, которых мы приглашали из отраслевых научно-исследовательских институтов (теперь их нет), никогда не получавшие у заказчика экспертизы деньги за работу поданному проекту.

— Что значит: «заказчики»? Кто вам заказывал экспертизу — те, кто собирался по этому проекту строить? Они что, хотели себе лишних неприятностей?

— С 1995 года, когда был принят «Закон об экологической экспертизе», без положительного заключения экспертизы на строительство объекта ни один банк не имел права начать финансирование — экспертиза стала обязательной.

Очень важно, что закон четко прописывал процедуру экологической экспертизы. Сотрудник Управления получал документы по проекту вместе с предварительно проведенной санитарной, противопожарной и прочими специальными экспертизами, решал, какие в данном случае понадобятся эксперты. Искал их среди лучших специалистов, чаще всего в профильных НИИ, приглашал председателя комиссии (это отдельная песня: он должен быть не просто специалистом, не просто независимым по отношению к данному проекту, но еще уметь работать в команде и с командой) — и экспертная комиссия начинала работать. Каждый эксперт выносил свое заключение; потом председатель и сотрудник Управления обобщали их, писали общее заключение и обсуждали его на заседании всех экспертов. Решение считалось принятым, если за него проголосовали две трети комиссии; но все несогласные подавали свое особое мнение, так что ни один из экспертов не был лишен права слова.

Это довольно трудно — прийти к согласию. Например, всех специалистов проект трубопровода устраивает, а одного — нет: авария на трубе, и реликтовое озеро погибнет. Оглашаем на общем собрании. Один говорит: по моим экспертным вопросам все в порядке, а близость к озеру — ерунда, ничего не случится. А другой, наоборот, считает, что это очень важно, и хотя по его профилю все хорошо, он будет подписывать отрицательное заключение. Так и обсуждаем до тех пор, пока большинство не придет к единому мнению.

Но подписанное экспертами заключение — еще не документ. Его должен подписать руководитель ведомства, только после этого экспертное заключение становится документом, который отменить или изменить нельзя, можно только оспорить в суде.

— Ну, вот вам и ваша зависимость: а начальство не подпишет, пошлет на переработку, ему виднее.

— Нет, руководитель (министр, председатель Комитета) своей подписью заверяет только одно: процедура государственной экологической экспертизы полностью соответствовала закону — и больше ничего. Менять содержание заключения он не имеет права. Так что это лишь укрепляло нашу независимость от какого-либо давления — мы зависели только от закона, не от начальства.