Знание- сила, 2006 № 10 (952)

— Такова же процедура экологической экспертизы и в других странах?

— Нет, наш порядок уникален: везде государственная экспертиза рассматривает только экологическое обоснование, составную часть всякого проекта, а мы рассматриваем и сам проект тоже. Иначе было бы просто ввести экспертов в заблуждение. «Наш проект предусматривает такой объем и качество стоков, что никакого ущерба для рыб быть не может», пишет в экологическом обосновании наш заказчик — а эксперт смотрит проект и говорит: но у вас же технологией такой сток не предусмотрен!

— Почему вам кажется столь важным, что экологическая экспертиза была частью административной системы?

— Потому что именно государство всем своим авторитетом гарантировало соблюдение процедуры, независимость экспертов, обязательность заключения экспертной комиссии — никакая общественная организация обеспечить это просто не в состоянии.

— Всем известно, во что порой превращается приход представителя санэпидстанции или пожарной инспекции на любое предприятие. Бизнес стонет от их поборов. Как вам удалось избежать превращения в еще одного из таких кровососов?

— Нас предохраняет от этого не только человеческие качества экспертов, с которыми мы работали годами и в чьей профессиональной честности мы уверены, но и все та же процедура. Чтобы получить взятку, надо, как минимум, остаться с заказчиком наедине — таких ситуаций у нас не могло быть. Заключение объявляется на общем собрании, вес должны подписать один документ, твоя позиция всем видна, и явно попытаться лоббировать чьи-то интересы можно только один раз — больше тебя никогда не пригласят, да и репутацию потеряешь.

— Ваши заключения оспаривали в суде?

— Пытались — ни разу не выиграли.

— Итак, к 2000 году Россия имела одну из лучших в мире служб Государственной экологической экспертизы — и тут-то, насколько я понимаю, ее начали уничтожать, В чем дело? Стали мешать крутому капиталу? Административная борьба за передел полномочий и влияния?

— Невозможно назвать одну причину. Некоторые были заложены в сам Закон об экологической экспертизе как мины замедленного действия. Некоторые, действительно были административной борьбой за сферы влияния. Да и крупный капитал, очевидно, содействовал концу экспертизы.

— Но вы же только что восхищались Законом как документом взвешенным, подробным, гарантировавшим юридическую защиту процедуре экспертизы.

— Я и сейчас так считаю. Но было там одно условие, оказавшееся роковым: перечень объектов, подлежащих обязательной экологической экспертизе, заканчивался расширительным пунктом — «и другие виды деятельности, которые могут нанести ущерб окружающей среде». Знаете, что такое административный восторг? Годами, десятилетиями никто не думал ни о какой экологии, первые проекты, которые нам присылали на экспертизу, не содержали ни единого слова о возможном ущербе окружающей среде, технический вариант разрабатывался один-единственный, безальтернативный и без всякой оглядки на возможные последствия. Никого это не волновало — думали, надо просто получить еще одну подпись, формальность. А потом маятник качнулся в другую сторону, и экспертизу стали требовать для любого объекта. Для атомной станции и для банно-прачечного треста — с одинаковой настоятельностью.

Служба экспертизы постепенно стала захлебываться — ведь число сотрудников и в центре, и на местах оставалось неизменным. Сроки затягивались, нас стали упрекать в этом. Объяснить, что экспертиза вовсе не нужна для всего на свете, мы не могли. Верх бессмыслицы: экологическую экспертизу потребовали на оборудование винно-водочной промышленности, хотя оборудование само по себе никакого ущерба нанести не может, пока находится в производственном помещении. Зато менять его по технологии приходится очень часто; производственники стонут, мы захлебываемся, дело стоит. Накапливалось раздражение — и направлялось именно на нашу службу. И в результате экологическая экспертиза из неторопливого досконального рассмотрения значимых крупных объектов превратилась в торопливое рассмотрение с экологической точки зрения всего на свете, что только ни строилось.

Еще один серьезный тормоз, очень затруднявший работу: не было, да и нет, экологических нормативов, измеримых показателей отсутствия или наличия угрозы окружающей среде. Санитарные нормы были, рыбохозяйственные — были, на них мы, конечно, опирались, а вот экологических — нет, не разработаны.

— Чем санитарные отличаются от экологических?

— Санитарные нормы ориентированы на охрану здоровья человека, а экологические — на охрану экосистемы в целом. Тут очень трудно найти самую «показательную» точку, которую измеришь — и можно судить о состоянии экосистемы. В разных местах огромной страны эти точки заведомо разные: растения, например, прекрасные индикаторы, но это разные растения не только для разных природных зон, даже для разных ситуаций в пределах одной зоны. Нужны специальные исследования. Не могла экологическая экспертиза заниматься и этим тоже. Мы все время говорили об этом своему начальству, оно обращалось к специалистам — рано или поздно такой документ появился бы и кардинально облегчил бы работу эксперта. Не успели. Теперь этим, конечно, никто заниматься не будет.

— Из-за этого в конце концов и разгромили вашу службу?

— Я думаю, главным все-таки была наша независимость, которая не могла не раздражать систему — была ей абсолютно чужда. А поскольку она была защищена законом, покончить с этим можно было, только уничтожив саму службу Что и было сделано в 2000-м году. Госкомэкологии просто ликвидировали, а ее функции, в том числе и Государственную экологическую экспертизу, передали Министерству природных ресурсов.

— Это принципиально — в каком ведомстве числиться?

— В данном случае очень даже принципиально. Министерство природных ресурсов следит за использованием именно этих ресурсов и только. Все разговоры об экосистеме пришлось начинать заново, от нуля, причем с собеседниками, не слишком расположенными нас слушать: они привыкли — и продолжали — решать совсем другие задачи. То есть создание службы пришлось начинать с нуля, а не с того самого места, на котором мы остановились в Госкомэкологии. Многие документы «повисли», то есть оказались, по мнению руководства МПР, не обязательными («Это у вас в Госкомэкологии так было, а здесь по-другому») — правда, основного корпуса документов это не коснулось, потому что в свое время мы предусмотрительно провели их через Министерство юстиции и отменить их «просто так» не было никакой возможности. А вот документ по охране природы северного Каспия, например, был министерством радостно отменен.