Знание-сила, 2006 № 08 (950)

Этот процесс наблюдают, изучают; но остается совершенно непонятно, что происходит на самом деле. Беда в том, что классическим научным исследованием выяснить ничего нельзя: объект меняется быстрее, чем можно отследить строго научными способами. Остаются способы, так сказать, средние: отчасти художественные, мифопоэтические, опирающиеся на наблюдаемые факты.

Я организовывал экспедиции только по одной части страны, по Приволжскому федеральному округу: такая уж удачная планида выпала, что там власти это профинансировали и скорее помогали, чем мешали. Составляя задание для групп студентов и аспирантов, которые туда отправлялись, я просил молодых людей обязательно заполнять левые страницы дневников отдельно от правых. На левых надо было писать то, что им кажется фактом, а на правых то, что они по этому поводу думают.

Слева легли тысячи фотографий и констатации: украдены ли буквы с памятников на кладбищах, валяются ли шприцы на остановках транспорта, сколько стоит вход на дискотеку (кстати, разница была от двух до ста двадцати рублей — разлет неплохой), как именуют новорусские выселки и т.п. Справа были впечатления и полторы тысячи продолжительных интервью — умелых н не очень, искренних и не очень. Все эти сведения аккуратно собирались вместе около двух лет. Это был массив информации, который все-таки что-то нам дал.

Но добраться до того, что на самом деле думает, скажем, местное начальство (а без начальства жизни нет, как известно), таким образом, естественно, нельзя. Местное начальство тертое-перетертое, мытое-перекатанное. Его на голый опрос не возьмешь. Оно знает (как правило, Он, хотя и Она тоже попадается), они знают, как отвечать, чтобы было как надо. Как добраться досуги? Понять, как на самом деле или почти на самом деле строится ситуация? Тут исследованием не обойдешься, здесь нужна своего рода провокация. Поэтому я выступаю отнюдь не в одеждах сентиментального описателя.

Есть замечательные люди, которые входят в сопереживание с местом: например, в Архангельской ^бернии г-н Тюрин, который занялся вещью, возможной лишь при колоссальной концентрации душевной энергии. Он трудится над возрождением чувства собственного достоинства и деятельного участия людей в заброшенных северных деревнях. За несколько лет ему и его коллегам удалось кое-что сделать. Грубо говоря, колоссальное вложение труда группой из трех-пяти человек позволяет (на время, во всяком случае) привести в чувство от пяти до семи деревень. Не меньше, но и не больше. Двигаться таким образом надо, я поддерживаю это всем сердцем, но нельзя вырастить из этого хоть какую-то осмысленную стратегию. А я по долгу службы, в роли руководителя Центра стратегических исследований Приволжского округа,

был обязан подсказывать стратегию. Воспользуются подсказкой или нет — дело хозяйское.

Я занимаюсь провокациями. Провокация — это означает вызвать на конструктивный разговор. Никогда ничего не предлагать, ничего не обещать, а пробовать вместе разобраться.

Проводили мы своего рода проектные семинары в шести сельских районах, часто очень удаленных. Скажем, самый центр Чувашии или окраина Татарстана, или разнесчастная Симбирская губерния, которой упорно не везет по сей день, или Оренбуржье. В этих семинарах принимали участие районные власти, власти малых городов, председатели сельсоветов, как бы они ни назывались. Так вот, до четверти участников. — скажем так, шесть из двадцати пяти, — оказываются людьми, способными к проектному соучастию. Способными к осмыслению собственной жизни, собственных задач в категориях конструктивного действия. Малых, но реальных дел.

А в другой раз я собираю в губернских центрах (не без помощи начальства, иначе это не сделаешь, конечно) всех глав районов. У нас с вами районов — немерено. Тридцать с лишним в Кировской области, сорок — в Саратовской. Опять интересно: не менее

четверти глав районов оказываются способны к сильному и интересному, творящему проектному мышлению. Надо лишь создать для него условия. Надо лишь спровоцировать такую ситуацию. Это скорее искусство, чем наука. Ведь прежде всего тебе должны поверить, а народ они недоверчивый.

Габишеео

Уходящие и пришедшие

Результаты я сам сейчас осмысляю не без труда. Да, демографическое сжатие идет очень быстро. Осознайте масштабы: в Приморском крае в этом году в университетах появились 25 тысяч студентов, а в 2008 году их будет 10 тысяч: столько там сегодня учеников 9-х классов. Такого рода скачок на ступеньку — штука в мирное время невиданная и очень трудная для осмысления и понимания.

Но одновременно качественно меняется структура населения. Уходит из жизни поколение подростков военного времени. Тех самых людей, которые радовались корке хлеба и на всю жизнь сохранили благодарность за то, что корка эта есть; которые сохранили абсолютную, тотальную конформность по отношению к любому начальству. Это не значит, что они при этом не хихикают за его спиной; еще как! Но их конформность гораздо глубже, чем кажется многим. Вот любопытнейшая цитата из разговора с

жителями одной из удаленных деревень богом забытого Афанасьевского района Кировской области: "Отняли всю работу. Даже бесплатную. Мы бы даже на бесплатную ходили бы".

Поразительный тип мышления: самостоятельно произвести работу — никогда! Работа может быть только задана как урок. И если некому задать урок, не может быть и работы, а только выживание: грибы-ягоды собирать, картошку сажать — это для них "не работа". И нужны Тюрины, чтобы эту ситуацию сдвинуть. Но ста тысяч Тюриных в стране нет. Боюсь, что даже десяти тысяч нет. Боюсь, что и с тысячью будут большие проблемы, хотя такого рода люди гнездятся повсюду.

Еще замечательное наблюдение: ровно семь лет лежит куча гравия у огромной ямы на дороге, которая ведет к кусту поселений в той же Кировской губернии. Семь лет пишут гу бернатору письма о том, что надо бы яму засыпать. Но самостоятельно сбросить этот гравий в эту чертову яму — нет, никогда. Подобные сцены я наблюдал и раньше. Во Владимире понадобилось провести сложный семинар со всяческой активизацией народа, чтобы приколотить одну доску на лестнице прямо у Золотых Ворот, где многие и много разломали ноги.

Ульяновск

Таков образ жизни поколения, которое уходит. Какое приходит, не знает никто. Нет таких исследований.

Я могу говорить о поколении, следующем через одно после этого, только приблизительно, на научном уровне — несерьезно (никакой статистики нет), по собственным наблюдениям и кое-каким материалам наших исследований. Эти люди, бывшие подростки брежневского времени, вопреки всему и вся, вопреки всякой, казалось бы, экономической логике сделали одну любопытнейшую вещь. Они сохранили все библиотеки, они сохранили почти все дома культуры. Они сохранили и умножили число музеев. Они вкладывали и вкладывают колоссальные усилия, огромные энергетические ресурсы в одно: в сохранение системы воспроизводства той культуры, которая существовала на начало- середину 80-х годов.