Знание- сила, 2006 № 05 (947)

Мифы красноречивее документов. Миф о Великой Отечественной войне сложился, и в нем не нашлось места для неудобных воспоминаний о бегстве из Москвы практически всего начальства, о панике среди людей, ощутивших себя брошенными на произвол судьбы.

Скоро уже не останется свидетелей и участников тех событий.

Одна из работ знаменитого "мемориальского" конкурса исторических исследований, проведенных старшеклассниками, посвящена первой военной зиме в Москве. Авторы опирались на воспоминания старых москвичей и на дневники одного из них.

Уже объявлен новый, восьмой конкурс, об условиях которого читайте ниже.* Подборку прекрасно дополняет рассказ о метеорологе, от которого ждали точного прогноза погоды на 7 ноября 1941 года.

Автор записал его со слов главного героя.

* Заявки на участие (до 1 декабря 2006 года, по заявкам мы бесплатно вышлем вам методические рекомендации) и работы (до 10 января 2007 года по почтовому штемпелю) присылайте по адресу: Россия, 127051, Москва, Малый Каретный переулок. 12,

Международный Мемориал, "На школьный конкурс".

Тел.: (495) 299-65-04 (с 12.00 до 18.00), факс: (495) 973-20-94 E-mail: konkurs@memo.ru; http:// www.konkurs.memo.ru

Ацамаз Гагиев, Максим Ротермель, Андрей Ряшко г. Москва, 10 класс Научный руководитель: А. В. Воронина

Почему немцы выбрали для нападения самую короткую ночь в году? В хорошее лето почти не темнеет.

В 1940 году Тамара Рудковская окончила школу, и училась в рыбном институте, на ихтиологическом факультете. В это лето подрабатывала в детском саду, где заведующей была ее тетя. Детсад выехал надето за город. В воскресенье отпросилась домой. На трамвайной остановке услышала страшные слова из громкоговорителя. Запомнились возгласы осуждения: зря мол Сталин поверил Гитлеру. Об этом же говорил еще до войны ее отец. В целом, народ не принял и осуждал пакт, что вполне понятно. Тамара помнит полную свою растерянность в то утро, но ее, как и многих, не покидало чувство, что война будет где-то далеко, как финская. Тамара осталась в Москве, их семья решила не эвакуироваться. Так и получилось, что именно она записала и рассказала то, что помнила о военной Преображенке, о своем дворе. Тамара заявила отцу, что немедленно уходит на фронт. Но в райкоме ей отказали.

Митинг на фабрике "Парижская коммуна". 22 июня 1941 года

Записи Вержбицкого не случайно начинаются с трагического дня 16 октября: автор еще не знал всего, что случится в этот день, но уже ощутил, что ситуация критическая. Поэтому он не только как историк, но и как писатель подробно фиксирует все, что так или иначе характеризует события и обстановку того дня, даже казалось бы самые обыденные веши: грязную, в репьях лошадь у телефонной будки, трогательное прощание на остановке красноармейца с женой, засыпанную сеном и навозом, неубранную Преображенскую улицу. Защитники столицы в тот день выглядели очень угнетенно: по улицам шагали "разношерстные красноармейцы с темными лицами, с глазами, в которых усталость и недоумение. Кажется, им неизвестна цель, к которой они направляются. У магазинов — огромные очереди, в магазинах сперто и сплошной бабий крик". Выдавали по всем талонам за весь месяц, красноармейцам — по одной буханке вне очереди: это была цена близкой смерти. Видимо, торопились успеть — что будет дальше, никто в тот день в Москве не знал. Метро не работало с утра. Трамваи еле двигались. От Калужской заставы до Преображенки ехали по 3-4 часа. Сутки громыхали непрерывно зенитки. Тревоги никто не объявлял, и никто не обращал внимания на взрывы: все были заняты хлебом насущным. По улицам тянулись грузовики с эвакуируемыми: тюки, чемоданы, закутанные в платки люди. Они не знали, что многие из них лишаются родного московского крова навсегда: им не позволят вернуться в столицу. Страх гнал людей на вокзалы. Там не продавали билеты, а людское море было страшно.

Вокруг явно происходило что-то необычное. Даже расчет с рабочими за месяц вперед говорил сам за себя. Если сейчас спросить напрямую о том, что думал и чувствовал конкретный человек в те дни, редко можно получить откровенный ответ. "Мы верили. Я не помню уже, но немец так лез на Москву..." и т.д. Однако один очень характерный эпизод мы услышали от Растянниковой Н.А. Она, тогда еще девочка-первоклассница. жительница дома № 24, среди деревянных домиков Преображенки казавшегося каменным великаном, с тоской и состраданием наблюдала, как быстро все окрестные помойки заполняются портретами Ленина. Они были разбросаны повсюду около этих мусорных ящиков. И девочке было очень жалко несчастного "дедушку Ленина", о котором она уже успела выучить несколько стихотворений в школе. А вот портретов Сталина она не помнит на помойке ни одного. Это она утверждает. Факт очень интересный с психологической точки зрения. На наш взгляд, он говорит о том, что, во-первых, многие все же оценивали ситуацию прямо как критическую и откровенно предполагали сдачу Москвы: поэтому на всякий случай от портретов вождя революции избавлялись. Видимо, авторитет Ленина к тому периоду был не так уж и велик: его легко отправляли на помойку. А вот со Сталиным дело было труднее. Даже смертельная опасность не могла заставить людей выбросить его портрет, тем более так откровенно — на помойку: соседи могли опередить в своей расторопности немцев, да и нам кажется, это был просто патологический страх перед вождем, даже в "бумажном варианте".

Добровольцы-ополченцы. Москва, июнь 1941 года

На всех подъездах сняли и уничтожили списки жильцов. Эта мера, вероятно, также была сделана на случай возможной оккупации Москвы. Кто- то боялся за свои фамилии, кого-то по ним могли разыскивать.

Людям объявили, что предприятия прекращают работать, что выдают деньги. Естественно, стремление жителей закупить как можно больше продуктов в преддверии надвигающейся оккупации. Естественно и желание уехать, убежать, а что они должны были делать — сидеть и тихо ждать, наблюдать, что произойдет дальше? Люди спешно старались завершить то, что было в их силах до того, как наступит это неизвестное "завтра". Если же говорить о провокации — то с чьей стороны? И неужели даже по сводкам не было ясно, что положение вокруг Москвы критическое, и никто не может ручаться за то, чем обернется завтра? Но этот день вообще был очень загадочен и многие его события необъяснимы, в том числе и остановка немцев у границы города. Ответы на эти вопросы все равно найдутся рано или поздно — обратимся просто к здравому смыслу тех, кто жил тогда в Москве. Только чудо могло тогда спасти город. Почему-то все, кто остался в городе, стали искренне делать вид, что не понимают, что это было за помутнение сознания, и что это все вдруг бросились бежать, ведь вроде ничего особенного не произошло, даже и не могло произойти. И кстати, некоторые в таком духе притворяются и до сегодняшнего дня.