Знание-сила, 2005 № 12 (942)

Частные случаи (о которых он, казалось бы, только и пишет) интересуют его ни в коей мере не сами по себе. О чем бы Гинзбург ни писал, он, в сущности, ведет речь всегда об одном: о том, как в "маргинальном", "мелком", "незначительном", "случайном" проговаривается, выговаривается, осуществляется Большое и Главное. Собственно, в пределах такого взгляда ничего "маргинального" попросту нет: к Главному имеет отношение все. У истории, построенной таким образом, нет столбовой дороги, потому что у нее все дороги — столбовые, даже едва приметные тропки.

В такой истории буквально ничто не пропадает, даже когда в ходе исторической трансляции — в ходе перетолкований, насыщений разными смыслами и интересами — искажается до, казалось бы, неузнаваемости. Любая мелочь и случайность, показывает Гинзбург, может быть увидена как отпечаток крупных смысловых процессов. Лишь они делают "мелочь" в ее прихотливой индивидуальности возможной, и лишь поэтому возможна та самая "уликовая парадигма" (выслеживание-реконструирование крупных явлений по мелким побочным признакам-следам), формулировкой которой прославился автор.

Однако стоит заметить, что "уликовая парадигма", накрепко связавшаяся с именем Гинзбурга, на самом деле вещь чрезвычайно хитрая. Дело в том, что "мелочи", на которые она якобы опирается, ни в коей мере не самодостаточны. Они приобретают значение и начинают работать как ведущие, указующие знаки лишь от предположения — заранее заготовленного — о некоем Целом, частями которого они являются. Иными словами, "уликовая парадигма" действует и помогает нам что-то найти исключительно тогда, когда мы уже заранее знаем, что, где и как ищем. То есть когда мы это уже в каком-то смысле нашли.

История, говорит Гинзбург, "как блудный сын", возвращается к тому, с чего когда-то — в античные времена — и начиналась: "к событиям и индивидам", отягощенная (или уж скорее обогащенная) горьким знанием об "обманчивой натуре большого исторического нарратива" и "пониманием фрагментарности доступного нам знания".

Но на самом-то деле история у него возвращается вовсе не к частному случаю, а все в тот же историзм, хотя и с "черного хода". Частное — только повод, только промежуточная ступень, только способ проникнуть в Большое Историческое Здание. Гинзбург, правда, не берется описывать его архитектуру, чертить его общий план. Он пробирается по нему как будто на ошупь. В то время как большой парадный подъезд Единого исторического нарратива забит досками, бывший черный ход превращается потихоньку в удобный, уютный, человекосоразмерный. Так что его уже и черным-то не назовешь.

Нобелевскую премию в области медицины и физиологии получили в 2005 году австралийские врачи Барри Маршалл и Робин Уоррен.

В свое время Барри Маршалл, специалист по желудочно-кишечным заболеваниям, встретил непонимание коллег. Ему пришлось выдержать долгую борьбу, пока результаты его работы не получили признание в научных кругах. Вот история самого знаменитого в 1980-е годы опыта, поставленного на себе. Еще в начале восьмидесятых годов Маршалл вместе со своим коллегой Робином Уорреном заявил, что общепринятый взгляд на язвенную болезнь неверен. До сих пор считалось, что язва образуется вследствие повышенного выделения желудочного сока — он разъедает стенки желудка. По мнению же Маршалла и Уоррена, виновником недуга была определенная бактерия: Helicobacter pylori, обнаруженная Уорреном в организме людей, страдавших от язвы желудка.

Маршалл создал антибиотик, содержавший висмут, и вылечил им нескольких пациентов. Выступая на международной конференции, он рассказал о своих наблюдениях. В ответ послышался смех.

Тогда, чтобы доказать свою теорию, Маршалл решил инфицировать себя и выпил стакан с дурно пахнущим раствором, содержавшим огромное количество Helicobacter pylori. Попав в организм, бактерии, как и ожидал ученый, немедленно начали свою разрушительную работу. Он едва мог есть. Желудок страшно болел.

"Наконец, на восьмой день, — вспоминал он в одном из интервью, — я проснулся рано утром и опрометью побежал в ванну. Меня тошнило. Из- за этих бактерий, кишевших в моем желудке, у меня просто не осталось желудочного сока". Его теория подтвердилась, да и практика тоже: с помощью антибиотиков он быстро излечился от язвы.

После этого опыта стало окончательно ясно, что именно Helicobacter pylori вызывают такие болезни, как гастрит, язва желудка и двенадцатиперстной кишки. Впрочем, идеи Маршалла завоевали мир лишь в следующее десятилетие. Теперь врачи при первых подозрениях на желудочно- кишечные заболевания исследуют, заражен ли их пациент пресловутой Helicobacter pylori.

Барри Маршалл переехал в США, стал профессор и председателем международной организации Helicobacter Foundation. Его девизом вполне могла бы стать фраза: "Все хорошо, что хорошо кончается". Тем более, если вспомнить, как много его коллег в минувшие века заплатило за опыт, поставленный на себе, своей горестной судьбой, а то и жизнью.

5 октября 2005года Шведская королевская академия наук объявила лауреатов Нобелевской премии по химии. Нобелевскую премию получили американцы Роберт Граббс и Ричард Шрок и француз Ив Шовен. Премия присуждена им за вклад в развитие метода метатезиса в органическом синтезе. Как отмечается в заявлении Нобелевского комитета, лауреатами созданы "фантастические возможности" для получения многих новых молекул, в частности в фармацевтике.

Истинная любовь испанских болельщиков к родному футбольному клубу подтолкнула одну из местных фирм предложить на рынке ритуальных услуг принципиально новый товар. Отныне любой фанат может быть похоронен в гробу, на котором изображен герб того клуба, за который он болел всю свою жизнь. Мало того, в гроб встраивается портативный магнитофон с кассетой, на которой записан гимн данного клуба. Даже под землей покойник может некоторое время {пока не сядут батарейки) наслаждаться родным мотивчиком. Дебют этой новинки состоялся на ярмарке ритуальных товаров "Фунергаль", прошедшей в испанском городе Оуренсе. Стоимость гробов по персональным заказам доходит до миллиона песет.

Песик Бюбюш, метис фокстерьера, — местная знаменитость во французской деревне Воклер.

Когда его хозяин Бернар Дюпюи получает телефонограмму, предназначенную для преподобного отца Куртиоля, он привязывает это послание на шею Бюбюша, и тот бежит за три километра в аббатство, где пока нет телефона.