Знание-сила, 2005 № 07 (937)

Вопреки расхожему мнению, — и тут надо вернуться к началу и признать, что Борхес был столь же эффектен, сколь и неточен. — из древних лабиринтов легко было найти дорогу назад, ибо она, несмотря на сложную, запутанную схему постройки, оставалась одной-единственной. Лишь в новое время, когда память о давних ритуалах забылась, а символика стала иной, уже не победа над чудовищем являлась смыслом, а слабость человеческой природы, — постройки эти разительно изменились. Их прорезали множество боковых ходов, галереек и перекрестков, люди, попавшие в этот «лабиринт», действительно не могли выбраться наружу. Такие постройки у некоторых народов даже называются иначе (например, немцы зовут их не Labyrinth, a Irrgarten, «вертоград блужданий»), что лишь подчеркивает их отличие от классического образца.

Тесей убивает Минотавра

Римская мозаика Те. до н. э.

...Но продолжим путешествие по кносскому лабиринту. Казалось, мы находились близко к его центру, но монотонность пути нарушил резкий поворот. Он увел нас далеко в сторону. За ним следует еще один поворот, мы все удаляемся от цели. Мы бредем по самому внешнему кольцу лабиринта. Человека, попавшего сюда, охватывает сомнение: «А сумею ли я добраться до цели?» Один пугается, отчаивается. Другой идет вперед, надеется. Как похоже это на жизненный путь людей! Как путь их похож на путь затерянного в лабиринте!

Вот оно, таинство лабиринта! Ты идешь вперед, ты спешишь добраться до цели, все прекрасно, ты уверен, что вот-вот и ты добился своего, как вдруг становится ясно, что с каждым шагом ты оказываешься все дальше от счастливого конца. Былые надежды кажутся несбыточными, все напрасно, ты зашел в тупик.

Вероятно, именно этим в первую очередь лабиринт привлекал древних. Путешествие по нему было полно контрастов. Человек то приближался к цели, то удалялся от нее, то предвкушал удачу, то утрачивал иллюзии. Он все время балансировал между победой и поражением. В этом смысле лабиринт эллинов вполне сравним с «колесом Фортуны» средневековой Европы.

Символ лабиринта почитали как реликвию. Его высекали на камне и рисовали на керамике. Древнейшее его изображение — глиняная табличка размером 7x6 сантиметров — найдена при раскопках в Пилосе. Ее датировали 1200 годом до новой эры. Схема лабиринта процарапана как бы наспех, мимоходом. На передней стороне таблички — перечень коз, принадлежавших кому-то, а на обороте — та самая схема. Это лишний раз доказывает, как хорошо было знакомо людям в те времена устройство лабиринта, как естественны были в их обиходе ритуалы, с ним связанные. Иначе человек, вертевший в руках табличку, вряд ли сумел бы так уверенно и точно изобразить лабиринт.

.

..Еще один поворот. Все изменилось. Теперь мы наверняка идем к цели. Мы приближаемся к центру лабиринта. Но снова нас, будь мы критянами древности, стал бы обволакивать страх. Что нас ждет возле цели, в самом «сердце тьмы»? Люди стремились туда и боялись. Лабиринт завораживал, как бездна. Они неминуемо встретятся с Минотавром, то есть со смертью, только тогда путь будет окончен. Вот она, мрачная тайна жизни и лабиринта, ей вторящего!

Имя Минотавра в древности сделалось нарицательным. Оно воплощало зло. Как в наши дни о людях говорят порой: «Сущий дьявол», так греки и римляне кляли врагов: «Сущий Минотавр». В 1921 году, вовремя раскопок в Помпеях, на колонне дома некоего Марка Лукреция был найден процарапанный кем-то рисунок лабиринта с надписью: «Здесь живет Минотавр».

...Кольца лабиринта все стягиваются. Четвертый круг, пятый круг. Теперь уже время бежит, как вода из пробитого кувшина. Все стремительнее мы приближаемся к цели, все меньше времени нам отпущено. Все меньше нам остается пройти. Вот и шестой круг миновал. Наши часы пробили- Следующий круг неминуемо приведет к цели, туда, откуда не возвращался никто. Лишь Тесей побывал в этом царстве мертвых и вернулся, но был ли он жив или мертв после нисхождения в центр лабиринта? Черные паруса взметнулись над ним, словно знаменуя его состоявшуюся смерть.

Последний поворот. Пустая площадка. В мифе здесь прятался Минотавр. Где же он? Старинные поверья смешны и глупы? Но так ли мы их толкуем? Что именно говорил миф, если быть совсем точным? Что в центре лабиринта (добавим: в центре всякого лабиринта. — А.В.) поселяется особое существо. Его отличает от людей то, что оно — воплощение мирового зла (заметим: люди средних веков нередко тоже считали, что в центре лабиринта селится дьявол). Сейчас мы достигли цели. Мы — в центре. И в эту минуту мы понимаем, что именно в нас самих собрано сейчас все необъятное зло. Попав в центр лабиринта, мы исподволь превратились в Минотавра. Скверна и смерть — вот, что мы обрели в конце жизненного пути. И еще, если лабиринт обнесен стенами, нас со всех сторон окружила тьма. Мы объяты ею.

К свету! В этой роковой точке жизнь не кончается. Здесь лишь начинается преодоление. Это — низшая точка человеческого падения. Что будет дальше? Останемся ли мы навсегда погребенными во тьме или выберемся наружу, как Тесей? Возможно, ритуальный танец всякий раз напоминал его зрителям о надежде, обмане и просветлении, основных этапах человеческой жизни.

А «нить Ариадны» тоже нашла свое объяснение. Вероятно, микенские танцоры, устремляясь в глубь лабиринта, обвязывались нитью, чтобы их череда не распалась и они не потеряли друг друга среди переходов и поворотов. Первый танцор бесстрашно шел вперед, в самый центр лабиринта. Следом за ним ведомые нитью тянулись остальные, постепенно скрываясь в этом «царстве мертвых». Потом их предводитель поворачивался и спешил снова к свету. Держась за «нить Ариадны», люди возвращались к жизни. Эта нить была их спасением.

Фреска Кносского дворца

В XII веке до новой эры, в эпоху «Троянской войны», в микенскую Грецию со стороны Балкан вторглись многочисленные племена. Города и крепости разрушались, традиции утрачивались. Магическая мощь лабиринтов, вдохновлявшая ахеян и критян, ослабла.

Миновали столетия. Херман Керн предполагает, что к эпохе эллинизма, то есть к IV веку до новой эры, смысл танцевальных ритуалов, которые исполняли в лабиринтах, был уже совершенно непонятен. «Элементы танца, даже будучи правильно исполнены, все равно озадачивали зрителей, тем более что они не могли наблюдать одновременно за всем происходящим».