Знание-сила, 2005 № 07 (937)

Да еще в "западной" культуре не было такого фундаментального первозапрета, каким для культуры исламской стал запрет на изображение живого. Поэтому Запад, "идя от слова к образу, от дискурса к изображению, от сценария к действительности", смог быть "свободным и раскованным", "воображая и реализуя" "разные проекты", технические и социальные, производственные и экономические — все то, что в виде дискурса понапридумали ее, западной культуры, мыслители", изменяя мир ("всегда ли к лучшему — особый вопрос").

Не то — культура исламская, скованная. "Кажется, — пишет автор с горьким сочувствием, — ее носителей тяготит подспудное чувство вины". Контактируя с "постоянно обновляющимся" Западом, она просто вынуждена нарушать фундаментальное табу на изображение. Выходов отсюда немного, и все — грустные. Либо "гиперкомпенсация в форме акцентированного и во многом нарочитого подчеркивания своей инаковости в областях, в которых это совсем не трудно сделать", типа одежды или пишевых запретов; либо агрессивный фундаментализм, рвущийся назад, в доизобразительное прошлое; либо — увы — "дальнейшее растворение в западной культуре".

"Культурный шок", пережитый исламским миром от столкновения с Европой, Игнатенко едва ли не сводит к конфликту, связанному с образностью. Получается: державшаяся на образе Зеркала (вполне конкретного — металлического, полированного) грандиозная метафизическая конструкция утратила убедительность и безусловность, если и вовсе не рухнула, лишь вследствие того, что арабы- мусульмане увидели (разом посрамившее всю их мысль!) западное, венецианское стеклянное зеркало.

Павел Тарасов

Ткани из парчи и шелка, найденные при раскопках в Дулане, — материальное подтверждение близости Шелкового пути

Родиной шелка, как известно, является Китай. Если верить Конфуцию, то секрет его производства принадлежал одной китайской принцессе в 2640 году до новой эры. И европейцам понадобилось много веков, чтобы раскрыть тщательно оберегаемую тайну. Впрочем, секрет секретом, а китайские купцы поставляли шелк, быстро ставший товаром "повышенного спроса", в страны Азии, Европы и Средиземноморья.

В 1993 году журнал "Nature" опубликовал доказательства того, что шелк китайского производства был известен в Египте уже около трех тысяч лет назад, то есть почти на тысячу лет раньше официально признанной даты. Можно предположить, что эта драгоценная ткань, как в средние века пряности, а в наше время нефть, была одним из важнейших элементов экономики Древнего мира. По крайней мере, римский философ и моралист Плиний уже в I веке писал, что "непомерная любовь римлянок к шелку подрывает финансовые устои империи и угрожает ее существованию".

В современном массовом сознании Шелковый путь, соединявший на протяжении более двух тысячелетий Восток и Запад, — самая известная и самая древняя дорога Евразии. Но немногие знают, что под этим "псевдонимом" скрывается множество торговых путей-дорог, как сухопутных, так и морских, по которым перевозился не только шелк, но и другие товары. В этом смысле понятие "Шелковый путь" появилось в 1877 голу. В современный лексикон ввел его немецкий географ и путешественник Фердинанд фон Рихтгофен.

По карте, подготовленной для лондонской выставки, посвяшенной Шелковому пути, можно проследить движение караванов из Чангана (нынешний Сиань) — столицы империи Хань — в Ланьчжоу и дальше на запад до населенного пункта Аньси, расположенного на самой окраине пустыни Такла-Макан. Там пути караванов расходились. Те купцы, что хотели обогнуть пустыню с севера, двигались по предгорьям Тянь-Шаня, оставляя за собой плодородные оазисы — Турфан, Карашар, Кучу. Южная ветвь пути проходила вдоль подножия горных хребтов Алтынтага и Куньлуня, через Нию, Хотан и Яркенд. Вновь встретиться караваны могли лишь в Кашгаре. Оттуда можно было продолжить движение по горным перевалам на юг — в Индию и Пакистан или по степям и пустыням Средней Азии — на запад, до Средиземного моря.

Помимо основных караванных дорог, были и второстепенные, менее известные. Одна из них, начинаясь в Ланьчжоу, проходила через Синин, Дулан и Голмуд мимо озера Кукунор (по-китайски — Цинхай), по окраине пустынной Цайдамской котловины. В Дулан, расположенный на обочине Шелкового пути, ведет и мой рассказ.

Фердинанд фон Рихтгофен (1833 —1905) в 1877 году первым ввел в обиход понятие "Шелковый путь"

На карте., подготовленной к лондонской выставке изображены лишь основные трассы восточной части Шелкового пути. Дулан на ней показан звездочкой

От Синина, столицы провинции Цинхай, окружной центр Дулан отделяют триста километров пути. Раньше, чтобы их преодолеть, нужно было больше недели трястись на лошади или верблюде. По современному, недавно проложенному шоссе джип пробегает это расстояние часа за четыре. Если выехать пораньше, то можно даже сделать остановку на берегу озера Цинхай, чтобы позавтракать и осмотреть живописные окрестности крупнейшего водоема Китая — пристанища тысяч птиц.

Завтрак у китайцев вещь особенная. Почти на всех без исключения европейцев он производит неизгладимое впечатление. Если впервые завтракаешь в гостиничном ресторане где-нибудь в большом городе, то невольно замираешь, видя выставленные на столах многочисленные блюда с вареньями, жареньями, соленьями и печеньями: чаны с рисом, котлы с супами и лапшой, приготовленные на пару пельмени-баоцзы и лепешки- манту, черные яйца — всего не перечислишь. В провинции, особенно на небогатом Западе, число блюд резко сокращается. А удивление остается. В ресторанчике с видом на озеро Цинхай нам подали соленый чай. Нарезанные же колечками помидоры, наоборот, были щедро посыпаны сахаром. Изменить что бы то ни было без знания языка — дело заведомо бесполезное, но я все же попытался. Официант немного понимал по-английски. Соль на столе появилась довольно быстро. С сахаром для чая вышла заминка.

— Какой он, сахар? — Парень явно слышал это слово впервые. — Как вода?

— Нет, он как соль, — я всячески старался помочь. — Как соль, только сладкий.

Официант с минуту стоял в оцепенении не в силах переварить услышанное. Потом двинулся в сторону кухни, повторяя с нотками сомнения и восхищения в голосе: "Как соль, только сладкий! О-о-о!" Больше он к нашему столику не приближался.