Знание-сила, 2004 № 12 (930)

Среди тогдашних заслуг советской власти перед наукой по меньшей мере одна имела рабоче-крестьянскую форму. Это — результат работы Рабоче-крестьянской инспекции (Рабкрин) по проверке Института физики МГУ в марте 1930 года. Школе Мандельштама шел уже пятый год, по научной продуктивности она опережала всю остальную физику МГУ, однако, по выражению тогдашнего аспиранта и будущего академика А. Андронова, "проф. Мандельштама держали в абсолютно черном теле". Административную власть в университетской физике крепко держал в своих "красносерых" руках Аркадий Тимирязев. Комиссия Рабкрина эту власть свергла.

В сентябре 1930 года директором Института физики стал Борис Гессен — философ и историк науки, видный человек в Комакадемии, но еще и гимназический друг Игоря Тамма, вместе с ним изучавший физику в Эдинбургском университете. Всего несколько лет дала история Гессену для заботы о "стенах и крыше" школы Мандельштама, и отсюда начался расцвет этой школы.

В близком научном окружении Мандельштама были люди с весьма различными социально-политическими взглядами. По словам из письма Тамма, "отвращение ко всему большевицкому — хотя ему очень хорошо — стало у Леонида Исааковича совсем болезненным, включительно до того, что необходимость сидеть за столом (в разных концах и не разговаривая) с коммунистом на ужине — причем этот единственный коммунист вел себя, по его же словам, весьма прилично — вызывает у него мигрень страшнейшую на всю ночь". Стоит заметить, что написано это в декабре 1922 года, вскоре после коллективной высылки из страны несоветских деятелей культуры.

К середине тридцатых годов сталинизм в одной, отдельно взятой стране был построен. Обеспечив лояльность Академии наук, правительство присоединило к ней Комакадемию, переведя руководство обновленной академии из Ленинграда в Москву При этом сюда же перевели и незадолго до того возникший Физический институт АН СССР — ФИАН. Директор института Сергей Вавилов научной основой своего института хотел сделать школу Мандельштама. В этом ему помогла советская история. В авнусте 1936 года арестовали Бориса Гессена. И сразу же началось "выдавливание" мандельштамовцев из МГУ. К счастью, им было куда идти — в ФИАН. В апреле 1937 года на собрании в ФИАНе С Вавилов взял на себя ответственность за приглашение Б. Гессену стать своим заместителем (назвав по имени-отчеству арестованного — и уже расстрелянного) и публично заявил о своем стремлении, чтобы Л.И. Мандельштам сосредоточил свою работу в ФИАНе.

Конрад Рентген

В истории последней научной награды Мандельштама — его Сталинской премии — отразились и дух бессовестной эпохи, и природа личности, способной жить по закону совести.

В 1939 году, к шестидесятилетию Сталина, Академия наук "избрала" его в почетные академики. Похоже, товарищ Сталин поверил в то, что он — корифей науки, раз он учредил новую высшую научную награду и присвоил ей свое имя. Первое присуждение Сталинских премий должно было состояться в конце 1940 года. Академия провела отбор, и в перечне выдвинутых работ в физике первым стояло исследование "Распространение радиоволн вдоль земной поверхности", авторами которого указаны академики Л.И. Мандельштам, Н.Д. Папалекси и их молодые сотрудники Я.Л. Альперт, В. В. Мигулин и П.А. Рязин. Второй в перечне шла работа Г.Н. Флерова и К.А. Петржака о спонтанном делении урана. Эти две работы обозначали области физики, которым в ближайшие годы суждено было дать практические приложения в виде радиолокации и атомной бомбы. Однако почетный академик Сталин имел свое мнение о важности научных исследований и вычеркнул обе эти работы.

В 1942 году Сталинскую премию все же дали Мандельштаму и Папайекси, однако уже без их сотрудников. Тогда Мандельштам поправил т. Сталина — распределил деньги полученной премии между сотрудниками и сопроводил их благодарственными письмами, одно из которых сохранилось:

Исправляя решение т. Сталина.

"Дорогой Янов Львович; мы рады отметить, что работы, за которые была присуждена Сталинская премия, были выполнены благодаря дружному и умелому сотрудничеству всего коллектива, в котором Вы принимали существенное участие. Примите наши самые искренние приветы и наилучшие пожелания.

Л. Мандельштам, И. Папалекси"

Это письмо Мандельштам писал в Боровом, в Казахстане, куда в начале , войны эвакуировали престарелых и слабых здоровьем академиков. Там с Мандельштамом особенно сблизились В.И. Вернадский и А.Н. Крылов — люди очень разные и лично далекие друг от друга. Эти академики с дореволюционного времени были значительно старше Мандельштама, но им довелось пережить его и сказать о нем поминальные слова.

Вернадский — в дневнике назвал умершего за несколько недель до того Мандельштама оригинальным и широко образованным мыслителем.

Крылов свое поминальное слово произнес публично, на собрании памяти Л. И. Мандельштама. Кратко описав его жизнь в науке, Крылов нашел необычную форму, чтобы сказать о нравственной его природе: "Леонид Исаакович был еврей. Есть много евреев, которые следуют буквально железному правилу Ветхого Завета Моисея и пророков: "Око за око, зуб за зуб", выкованному тысячелетиями преследований, исходивших от государственных властей, от рабства, от инквизиции, от герцогов, от феодалов.

Две тысячи лет тому назад раздался голос великого идеалиста, провозгласившего новый завет: "Любите врагов ваших; если тебя ударят по левой щеке, подставь и правую". Все читают эти слова, никто им не следует; не следовал им и Леонид Исаакович, но во многом к этому идеалу приближался. Конечно, он не любил врагов своих, но по высоте и чистоте его характера у него их почти и не было.

Леонид Исаакович отличался прямотою, честностью, полным отсутствием искательства и лукавства и заслужил особенное уважение лучшей части профессоров Московского университета; но в последние два года сплоченная группа физиков причинила Леониду Исааковичу много огорчений на научной почве".

Этих "сплоченных физиков" МГУ А.Н. Крылов видел перед собой в зале, и, возможно, для них употребил дефицитные тогда в советском лексиконе еврейские и библейские мотивы. А закончил свою речь советский академик и царский генерал, кораблестроитель и переводчик Ньютона тоже не по-советски: "Да будет земля ему пухом, ибо праведник он был!"

Все три академика — Мандельштам, Вернадский и Крылов — жили по своим собственным нравственным законам. И это соединяло их, вероятно, не меньше, чем общие научные и культурные интересы.