Знание-сила, 2004 № 12 (930)

Так, для специалистов, составляющих климатические модели, по-прежнему остается загадкой такой феномен, как «чувствительность климата». Например, на сколько градусов возрастет температура на планете, если содержание СО 2увеличится в два раза? По расчетам, с вероятностью 90 процентов сбудется прогноз о повышении температуры на 1 — 10°С. Но подобный интервал лежит уже за пределами точной науки.

А сколько углекислого газа может поглотить (и, значит, нейтрализовать) Мировой океан? Как замечено на страницах «Science», «поглощение углекислого газа Мировым океаном остается одним из наименее понятных процессов в эволюции климата».

...Цифры могут убеждать во всем. Но только выражают ли они какую-то тенденцию? И — какую?

Одна из самых распространенных ошибок — относиться к компьютерным моделям как к реально существующим фактам. Модели — всего лишь грубые, чрезвычайно приблизительные схемы, по которым можно судить о будущем климата лишь с большой долей условности. Наука в ожидании новой картины климата постепенно теряет право быть высшей, непогрешимой инстанцией, превращается в викторину, точные ответы на которую будут даны лишь в «следующем номере», что к 2100 году наверняка и выйдет.

С завидным упорством ученые пытаются описать «послезавтра» — составить идеальную модель климата будущего, подбирая рациональные формулы тому, что бесформенно, хаотично, иррационально. В эти громоздкие формулы они готовы втиснуть все возможные сведения о процессах, протекающих в атмосфере, геосфере, криосфере, биосфере... Того и гляди, в список исходных данных попадет положение звезд на небосводе. Модели становятся все сложнее и подробнее, а климат... он, похоже, все непредсказуемее. Так что там будет послезавтра? Стоит ли сидеть в кинозале, если хоть сегодня погода хорошая? Айда на улицу! Пусть хоть теперь все хорошо заканчивается!

Алексей Подкатилин

Алексей Владимирович Подкатилин — руководитель Центра производственных технологий Института предпринимательства и инвестиций (ИПИ).

Предстоящее вступление России в ВТО — это выход на международный жесткий конкурентный рынок. Кроме исчерпаемых природных сырьевых ресурсов — нефти, газа, металлов, алмазов и т.п., — предъявить там России практически нечего. А это значит: наша неконкурентоспособная промышленность будет окончательно уничтожена дешевыми и качественными зарубежными товарами.

Следовательно, в оставшееся до вступления в ВТО время все внимание нужно уделить увеличению прибавочной стоимости продукции, резкому и значительному повышению конкурентоспособности наших товаров, повышению эффективности производств — другого выхода просто нет! Нужны новые типы товаров под новые потребности населения!

Декларируемая властью цель: выход России на конкурентный рынок — не имеет реального стратегического плана реализации. Если даже предположить невозможное: в страну потоком хлынули инвестиции и их пустили в дело, к чему это приведет? Будут закуплены суперсовременные зарубежные технологии, смонтированы, запушены, и что дальше? А дальше будет выпускаться продукция, которая уже выпускается за рубежом, но с одной существенной поправкой: пока у нас идут монтаж, наладка, организация «серии», в это время за рубежом уже начинает выпускаться более совершенная продукция, превышающая по параметрам и свойствам выпускаемую нами.

«Все, что функционирует, уже устарело!»

О какой «конкуренции» и выходе на «международный рынок» может идти речь?

Промышленность России, создающая прибавочную стоимость, прогрессивно деградирует. Какая важнейшая, ключевая проблема мешает промышленности «подняться с колен» и выйти на мировой рынок «без протянутой руки»? В российской промышленности практически вымерла «творческая инженерная элита»!

На любом успешно развивающемся предприятии или в НИИ основную причину успеха всегда создает небольшая и внешне незаметная группа талантливых творческих инженеров обычно во главе с неформальным лидером. Это — инициативные, преданные своей работе конструкторы, изобретатели, проектировщики, ученые, маркетологи, менеджеры. Это и есть «творческая инженерная элита», обеспечивающая успех развития, конкурентоспособность предприятия. Все остальные кадры предприятия — фактически лишь исполнители идей «элиты». «Элиту» объединяет удивительная, одержимая любовь к творчеству, способность эффективно, с полной самоотдачей решать труднейшие проблемы предприятия.

Опытные руководители успешных производств за рубежом тщательно выращивают и оберегают «элиту». В США существуют даже «менеджеры по опеке элиты», полностью обеспечивающие «элиту» всем необходимым в работе и быту, чтобы она занималась исключительно творчеством!

«Элита» абсолютно необходима на стадиях создания конкурентоспособного продукта и эффективного развития производства. Именно от нее почти полностью зависят возможности повышения эффективности производства, обеспечения «конкурентоспособности» продукции, успеха на рынке. «Творческая элита» бесценна: США после разгрома фашистской Германии в качестве трофеев вывозили не оборудование, а «разработчиков нового эффективного» (как, например, Отто фон Брауна, разработчика ракет ФАУ-1, и других).

А российские промышленные предприятия между тем десятилетиями привычно работают на конечном этапе, где «элита» практически и не нужна. Руководители иногда даже не подозревают, что привычно уделяя все свое внимание «стабильности» предприятия, поставкам сырья и продаже выпускаемой продукции, они работают в мизерной сфере возможностей повышения эффективности — всего 5,4 процента!

Безразличное отношение к «элите» выработалось у наших руководителей производств исторически: послереволюционная Россия привлекала для своего развития иностранные капиталы, монтировала на своей территории уже готовое оборудование под уже разработанные зарубежные технологии, под уже разработанный продукт. Например, автомобиль ГАЗ-АА, выпускавшийся более 30 лет Горьковским автомобильным заводом, — это американский «Форд-АА» образца 1929 года, московский «ЗИС-5» — это «Автокар», самолет «ЛИ-2» — это «Дуглас» и т.д. Эта «традиция» сохранилась и в наше время: наши автомобили «Жигули» — это итальянский «фиат-124», выпускаемый на итальянском оборудовании, «Москвич-2140» — это французский «симка» и т.д.

Соответственно, наши вузы готовили (и готовят сегодня) инженеров, ориентированных не на разработку «конкурентоспособного нового», а в основном на обслуживание функционирующих технологий. Конечно, появлялись и у нас «самородки», талантливые творческие инженеры. Но в нашей жизни было мало стимулов для их поисков.