Знание - сила, 2004 № 05 (923)

Они доброжелательны, ориентированы на партнерство, на не агрессивное, доброжелательное взаимодействие, пусть соревновательное, но не агрессивное.

Они как раз тянулись к старшему поколению: дайте нам свой опыт, нам он интересен. Какая-то мудрость есть в этом. А старшие за пределами семьи чаще всего встречали их с настороженностью и с опаской, — и это вызывало недоумение.

Это малая часть молодежи, 4-6 процентов. Но у них есть опыт пусть относительной реализованности и успеха — не опыт поражений и отказа от своих претензий, а уверенность: «мы что-то сумели; и наши родители что-то сумели, а мы хотим и сумеем еще больше».

Надежды общества на более или менее цивилизованное будущее связаны, конечно, в основном с этой малой группой.

Настоящие связи между поколениями были именно в развитых и продвинутых семьях. Чем утонченнее, рафинированнее родители, тем больше они стремились найти общий язык с детьми, не входить с ними в конфронтацию...

У этой малой группы были, повторим, сильные ресурсы: образовательные, культурные, социальное положение семьи, собственные связи со сверстниками. Ну и, кроме того, молодость.

У остальных, собственно, кроме молодости, ресурсов почти не было. А сама по себе молодость, как быстро начало выясняться, ресурс очень слабый.

Чем дальше общество уходило в девяностые голы, тем становилось виднее, как оно делится на тех, кто ставит на гарантии, которых уже нет, и на возможности, пусть даже не всегда есть силы их реализовать. Если очень грубо, по полюсам, то с одной стороны старшие, которые требуют: верни нам гарантии, а с другой молодежь: что нам ваши гарантии, ваши 105 рублей, нам нужны возможности. А уж с помощью каких ресурсов мы будем их реализовывать, это наше дело.

Именно потому, что известные возможности для молодежи открылись, она — как и все общество в целом — начала расслаиваться. Резко стали расходиться молодежь центра, где возможности богаче, и молодежь периферии. Но и в центре: молодежь, которая сумела быстро воспользоваться этими возможностями, и молодежь, не сумевшая это сделать, поскольку ресурсов не хватило: энергии, связей, образования, знания языков (или хотя бы хорошего знания родного языка). Немного и нужно-то было. Общество было настолько бедное, настолько не привыкло к продвижению, помимо партийной карьеры, что даже относительно небольшие ресурсы у молодых давали возможность довольно быстро выдвинуться.

Разрывы возникали по множеству линий: центр и периферия; те, кто успел в первую очередь, и те, кто не успел даже в третью; люди коренной национальности и «инородцы»; люди коренной национальности, здесь родившиеся и выросшие, и люди этой же национальности, приехавшие из бывших республик СССР, теперь почти иностранцы. Пошло расслоение и крошение общества. Молодежь как таковая вообще перестала осознаваться как целостная категория.

Итак, очень небольшая фракция городской молодежи, сумевшей продвинуться, закрепиться, образовать собственный довольно замкнутый круг, — и одна большая-большая авоська, в которой много разных обломков разочарованной молодежи: одни не успели выбраться с периферии, другие сумели переехать в город, но сорвались здесь или продвинулись на одну ступеньку, а хотели на три — ну, и так далее. И совершенно ясно для всех, что цемент уже застывает, раствор схватился, и сегодня продвинуться так, как пять — семь лет назад, никакой возможности нет, найти новые места в системе масс-медиа, найти новые места в банках — голову и ноги себе сломаешь... Это воспринимается всеми, кто «не успел», как поражение, как крах, некоторая социальная дисквалификация. И она отчасти происходит. Потому растут и среди молодежи в целом, особенно среди менее образованных, менее продвинутых ее групп те же настроения, что и во всем большом обществе: до 1985 года было лучше, пусть все возвращается государству и пусть оно все регулирует...

Единственное, чего они не хотели бы отдать, — свободу выезда за рубеж. И не потому, что они так уж разъезжают по миру, — видимо, это последняя полумифологизированная надежда на свой шанс: поехать туда учиться, работать или просто отдохнуть, посмотреть, как люди живут, или детей туда выпихнуть. Если и эта возможность закроется, если мы опять окажемся за железным занавесом, а здесь уже все схвачено — тогда полное поражение, конец, ничего нет и не будет.

Данные последних опросов: 60 процентов молодых людей до 35 лет говорят: и правильно, что государство стремится вернуть себе контроль над экономикой и над средствами массовой информации; больше надо. Надо их приструнить. Антиамериканские настроения среди молодежи нисколько не меньшие, чем во всем обществе. Иначе говоря, миф о том, что есть особая порода людей, которая называется «молодежь», и что они, с одной стороны, наша надежда, а с другой — область страха и опасений, — этот миф уходит.

В бедном и неразвитом обществе молодость предстает областью мифологизации — все равно, отрицательной или положительной. Сама по себе она, конечно, ресурс очень небольшой. Только в соединении с социальными механизмами, с символическими капиталами, с культурным ресурсом, с умением общаться, ладить, добиваться своей цели, не подавляя других, она «срабатывает».

Миф о том, что есть особая порода людей, которая называется «молодежь», и что они, с одной стороны, наша надежда, а с другой — область страха и опасений, этот миф уходит.

Можно ли ту небольшую группу молодежи, которая выдвинулась вперед и заняла наиболее выигрышные социальные позиции, считать лицом поколения?

Поколение либо понятие чисто демографическое, просто родившиеся в определенные годы, в определенные годы пошедшие в школу, на работу и т.д. — тогда это интересно для сравнения на больших хронологических дистанциях; либо это понятие идеологическое, и его называют по малой продвинутой группе, которая как бы дает лицо целому поколению. К примеру, шестидесятников, давших имя целому поколению, было так немного, что их можно было бы собрать в одном месте, и хватило бы трех гранат, чтобы поколения больше не было.

Но их было не просто мало — это была компактная группа, в которой все всех знали, которые думали, двигались вместе.

Такой группы современные молодые, самые успешные среди них не образовали. Они не сплочены, это не реальная группа. Это рассеянный, дисперсный элемент общества. Именно поэтому пока молодые не могут навязать свою волю не то что большому обществу, но даже ближайшим к ним группам, в принципе как будто бы готовым на них ориентироваться.

У них нет ни особых идей, ни каналов, по которым они могли бы такие идеи распространять в обществе. Все в большей степени они лишаются влияния на телевидении, радио, в печати, а в системе образования у них никогда не было определяющих позиций.