Знание-сила, 2001 №11 (893)

Потом в фобнице побывали грабители, тоже сильно ее попортившие. Проверяя, нет ли за статуей скрытого помещения, они просверлили коловоротом отверстие и сбили мешавшее им лицо статуи (а может быть, опасались гнева хозяина?), уничтожили часть «ложной двери»… В поисках ценностей они выкинули из гробов мумии и хозяев, и пришельцев и скорее всего разломали их на куски. Это было чудовищным несчастьем, по представлениям древних египтян, но рельефы, а главное, написанные иероглифами имена, по тем же представлениям, хоть как-то восполняли гибель останков Херенка и Ишепет.

Вход в гробницу Хафраанха

Судьба отомстила узурпаторам «Гробницы Чисел» – от них не осталось ничего. Но и сама природа оказалась безжалостной к праху хранителя пирамиды: за несколько тысячелетий грунтовые воды много раз затопляли погребение, неумолимо уничтожая его (печальный опыт многих археологов, работавших в Египте, показывает, что для преврашения древних предметов в пыль достаточно и однократного затопления). В конце концов, одряхлевший саркофаг рассыпался под массой каменных блоков, всей своей тяжестью рухнувших на мумию. Погребение погибло: в раздавленных, сгнивших и сплющенных останках ба Хафраанха уже никогда бы не узнал своего тела. Отныне дух хранителя пирамиды обитал в часовне – в чудесных рельефах на границе миров…

Столетие за столетием протекали над Гизой. Безвозвратно ушла древнеегипетская цивилизация, и на всей земле уже не было человека, который смог бы прочесть имя хранителя, высеченное над входом в его гробницу. Память об этом человеке растворилась во тьме веков и ничто не напоминало о нем, пока в 1842 году Карл Рихард Лепсиус не прочел его имени, и Хафраанх, начальник жреиов пирамиды Хефрена, вышел из потустороннего мира сквозь дверь-рельеф в пространство своей гробницы…

Вот, пожалуй, и все, что мы сегодня можем сказать о Хафраанхе и его «доме вечности» – одной из лучших скальных гробниц Гизы. Будем надеяться, что несмотря на все трудности, переживаемые нашей страной, мы сможем закончить исследования «Гробницы Чисел». Когда все, что необходимо сделать на месте, будет сделано, и тишина, нарушенная нашим вторжением, вновь установится в капелле и погребальных камерах, наступит время «кабинетной» работы – научной обработки всего, что мы обнаружим. И прочтения надписей, часть которых, похоже, вполне может поставить исследователя в тупик. И значит – новые вопросы и снова работа, чтобы ответить на них.

Яков Гордин

Натан Эндельман «стремительно ворвался в нашу литературу, в нашу историческую науку, более того – в нашу общественную и духовную жизнь и еще того более – в частную жизнь каждого из нас, в наше сознание, в нашу душу, определил многие наши представления, оценки, интересы, стал одним из тех, кто своей деятельностью, своими суждениями, своим присутствием обозначает духовный уровень своего времени».

Так вскоре после смерти Эйдельмана писал Владимир Поруцоминский. Сегодня, двенадцать лет спустя, его слова мы повторяем с еще большим основанием – время все ставит на свои места, отделяя зерна от плевел, высвечивая новые грани, оттенки истинной драгоценности.

Поиски исторической истины всегда воедино сплавлены с нравственностью историка. Тем и притягательны поиски Натана, что «не подгоняют ответ» задачи, а выставляют «живые противоречия живой жизни». Слова Эйдельмана о Щербатове мы можем сказать о нем самом. Его всегда эмоциональное искреннее и неиссякаемое стремление понять эти живые противоречия, явив их своим ярким воображением и свободным словом перед читателем, оставляют его исторические книги и по сей день непревзойденными и любимыми для всех, кому интересна не просто история, но сама жизнь.

Его книги востребованы, все эти двенадцать лет они выходили и находили своего читателя. Б1993 году вышла книга «Из потаенной истории России XVIII – XIX веков», далее в 1999 вышло «Свободное слово Герцена». Затем благодаря работе вдовы Ю.М. Эйдельман вышло новое издание «Грани веков» с не опубликованными ранее пятью авторскими листами, по сути – новая книга. В 2000 – «Статьи о Пушкине» и, наконец, только что вышел сборник «Удивительное поколение. Декабристы: лица и судьбы».

Появлению этих книг мы обязаны усилиям, таланту и любви к Эйдельману его ближайших друзей и соратников – Вадиму Эразмовичу Вацуро, Андрею Григорьевичу Тартаковскому, к сожалению, ныне покойным, и прекрасным исследователям и авторам Евгении Львовне Рудницкой и Якову Аркадьевичу Гордину.

Мы предлагаем читателю сокращенный вариант вступительной статьи Я. Гордина к сборнику «Удивительное поколение».

Уникальность Эйдельмана не в его собственно исследовательской работе. Высокий профессионал – несметно образованный историк, архивист с поразительным чутьем, владевший всем методологическим арсеналом, он тем не менее как ученый стоит в ряду многих замечательных русских историков XX века, не уступавших ему в профессиональных достоинствах.

Но при этом Эйдельман обладал редким для историка художественным талантом, заключавшимся не просто в стилистическом искусстве, но в особости подхода к предмету. Мир людей, а не ситуаций, сумма поступков, а не политический и экономический процесс, – вот чем была для него история.

Он не изучал историю, он жил в ней. Он не говорил об истории. Он творил с историей в лине ее «действователей». Он изучал и воспроизводил только персонифицированные идеи, то есть – личности и судьбы.

Всерьез он мог писать только о тех, кого любил и уважал, с кем мог обменяться опытом.

Да. он писал о Дубельте. Но это была, собственно, публикация семейной переписки генерала, элемент общего фона. Его, как и почитаемого им Валима Вацуро, остро интересовал Булгарин. Но если бы он и собрался писать о Булгарине, то и Фаддей Венедиктович, уверен, рассматривался бы им как некий элемент быта его главных героев, поскольку душевного общения с Булгариным у него быть не могло…

При всем многообразии научных и литературных занятий Эйдельмана в его работе были две основные темы – декабристы и Пушкин. Причем сюжетно декабристы превалировали.

Герцен – а именно книга «Тайные корреспонденты «Полярной звезды»» сделала имя Эйдельмана известным – не стал его героем. При безусловной идейной близости. В планах Эйдельмана, зафиксированных в дневнике, нет книги о Герцене как таковом.