Знание-сила, 2001 №10 (892)

Все можно компенсировать, можно найти новые формы детской жизни, чтобы не утратить детства, которое мы сегодня просто вытесняем изо всех сил. Еще когда мы, психологи, боролись против того, чтобы отправлять шестилеток в школы, нам отвечали, что во всем мире дети учатся с пяти. Так вы посмотрите, как устроена их начальная школа! Это же наш детский сад – все происходит на ковре, в свободной манере, программа на десять, наверное, порядков проще, чем программа нашего детского сада, на так называемых уроках дети в основном играют, как бы ненароком, походя узнают что-то новое. А наш детский сад – так уж исторически сложилось – это школа, причем я говорю не о подготовительной группе, а обо всем детском саде – там же сразу, с трех лет, детей усаживают по местам и начинают какие-то занятия.

Прежде всего стоило бы осознать проблему – нам все равно от нее никуда не деться.

Записала Ирина Прусс

Патриарх игровой психотерапии, «центрированной на ребенке», американский психолог профессор Г.Л. Лэндрет убежден, что ребенок может самостоятельно справиться почти с любой психологической травмой. Надо только не мешать ему выразить свои переживания в игре. «Обыграв» травму, маленький человек осваивается с ней, изживает ее, вырабатывает стратегию поведения в новом мире, который все равно для него уже никогда не станет прежним.

В специально оборудованной и оснащенной множеством игрушек комнате без окон ребенку предлагают 45 минут в присутствии очень доброжелательного терапевта делать все, что угодно. Ребенок никак не может поверить в это и долго нащупывает границы дозволенного. Тут очень важно не «давить» на него, не направлять его активность прямыми ответами на вопросы: «Можно ли я…», «Что это?», следует каждый раз подтверждать: «Ты можешь делать с этим все, что хочешь», «Это может быть всем, что ты захочешь». Тогда кукольный браслет может превратиться в наручники, а вам, возможно, испекут «паучий пирог».

Но нельзя и полностью отстраниться, оставаясь совершенно нейтральным наблюдателем: ребенок нуждается в чувстве защищенности, в доброжелательном интересе взрослого, его понимании и поддержке. Балансировать между запретом на практически любое содержательное высказывание и требованием ежесекундно демонстрировать эти самые поддержку и понимание – настоящее искусство.

Оно вознаграждается тем, что через пять, семь, максимум десять занятий (раз-два в неделю) дети действительно перестают заикаться, выдавать себя за грудного ребенку чтобы занять место только что родившейся сестры, или рвать свои волосы и поедать их, как четырехлетняя Нелли.

Может, родителям тоже стоило бы вдуматься в смысл того, во что играют их дети?

Игра начинается и в определенный момент заканчивается. Пока она происходит, в ней царит движение, прямое и попятное, подъем и спад, чередование, завязка и развязка… Будучи однажды сыгранной, она остается в памяти как некое духовное творение или ценность, передается далее как традиция и может быть повторена в любое время, будь то немедленно, как детская забава, партия в трик-трак, бег взапуски, либо после длительного перерыва.

Йохан Хейзинга. Ното ludens

Животные играют точно так же, как люди… Достаточно понаблюдать хотя бы игру щенят, чтобы в их веселой возне обнаружить все эти черты. Они приглашают друг друга поиграть неким подобием церемониальных поз и жестов. Они соблюдают правило, что нельзя, например, партнеру в игре покусывать ухо. Они притворяются ужасно злыми. И что особенно важно, они совершенно очевидно испытывают при этом огромное удовольствие и радость. Существуют много более высокие, много более развитые формы игры животных: настоящие состязания и увлекательные представления для зрителей.

Йохан Хейзинга. Homo ludens

Рисунок Георгия Месхишвили

Рисунок Даши Емец

Дух, формирующий язык, всякий раз перепрыгивает играючи с уровня материального на уровень мысли. За каждым выражением абстрактного понятия прячется образ, метафора, а в каждой метафоре скрыта игра слов. Так человечество снова и снова творит свое выражение бытия, рядом с миром природы – свой второй, измышленный мир.

Йохан Хейзинга. Homo ludens

Кирилл Ефремов

Животные могут играть, значит – они уже нечто большее, чем просто механизмы. Мы играем, и мы знаем, что мы играем, значит – мы более чем просто разумные существа, ибо игра есть занятие внеразумное.

Йохан Хейзинга. Homo ludens

Мы всегда чувствуем, где кончается серьезное дело и начинается игра. Но как мы об этом узнаем? Какие принципиальные качества отличают игру, где проходит граница детского «понарошку»? Очевидно, чтобы понять это, следует взглянуть на человека как на живое существо и сравнить его с другими живыми существами.

Да, животные много играют. Журнал National Geographic в 1994 году посвятил играм животных статью психолога Стюарта Брауна с прекрасными фотографиями. Вот волчата отбирают друг у друга перо. Слонята возятся в пыли на фоне могучих силуэтов своих родителей. Обезьянки висят вниз головой. Ворона катается со снежной горки на спине (забираясь и скатываясь опять), а медведь – на своих четырех.

По мнению этолога Роберта Фагена, изложенному в статье, можно выделить три типа игр. Первый – игра в одиночку, когда, например, ягненок прыгает и лягает воздух. Второй – игра-бой, имитация схватки, когда мимика и телодвижения сигнализируют: «Вреда не причиню». Более слабому партнеру поддаются, чтобы продлить удовольствие совместной игры. Третий тип – предметная игра (кстати, важная предпосылка орудийной деятельности). Кто только не играет с «игрушками»! Попугаи-кеа в Новой Зеландии любят жонглировать камнями и ронять их на крыши домов (к испугу их владельцев). Игрушки Moiyr быть и живыми: вот шимпанзе таскает за хвост молодого павиана, а морской лев тянет за хвост возмущенную игуану. Особая ступень – социальные игры, требующие развитой коммуникации и памяти. Примеры игр у животных может привести почти каждый из нас.