Знание-сила, 2001 №05 (887)

Конечно, какая-то рефлексия насчет дедов и прадедов существует. Но где? В каких формах? В каких семьях? В каких масштабах? Это вопросы, на которые у меня нет ответов. Знаю только, что масштабы явно недостаточны, что это не стало общественным процессом.

Речь идет не просто об отношениях между поколениями. Речь идет в первую очередь о развитии самосознания, о поиске молодым человеком своего места в жизни. То есть стимул к историческому думанию всегда остается, но надо подсказать путь, подтолкнуть. В этом смысле я с большим энтузиазмом смотрю на мемориальский школьный конкурс. Мы его объявляем уже второй раз. Тема «Человек в истории России XX века». Это не сочинения, а школьные исследовательские работы. Присылают со всех концов страны, в том числе и из глухомани. Опрашивают дедов, соседей, анализируют семейные архивы. В прошлом году мы получили 1700 работ, в этом даже больше. Работы поразительно интересные. Там много сюжетов прямо по теме нашего разговора.

Одна девочка выяснила, что ее дед, которого она страшно любила и который только что умер, проводил коллективизацию. И кто-то из соседей даже ей рассказал, что он был довольно жестким коллективизатором. А из какой-то книжки эта маленькая девочка вычитала, что коллективизация – это плохо и даже бесчеловечно. И ее заклинило. Не на родителях-на дедушке: так он хороший был или плохой? Мой дедушка творил жестокость и несправедливость? Как же это так? Я его помню – он хороший. И бабушка мне все время говорит о том, какой он был замечательный… Так как же? И она мучается этим, и ищет свой ответ.

Другая девочка нашла какое-то старое удостоверение, что в начале двадцатых годов ее бабушка была «агентом ГПУ». Неизвестно, что конкретно имелось в виду, тогда этим словом могли называть любых сотрудников, может, она работала там уборщицей или машинисткой; но девочка откуда-то (может, от родителей) точно знает, что быть агентом госбезопасности – это плохо, это ужасно. И ее на этом месте тоже заклинило, и она начала раскручивать всю эту историю, и пытается ее понять.

Я уверен: если начать «большую историю» накладывать на историю конкретной семьи, своей семьи – рефлексия непременно возникнет. Правда, если определенные понятия, нормы уже в общественном сознании закреплены, вроде того что коллективизация – это плохо, агент – это плохо. Обязательно это сочетание индивидуальной человеческой истории и закрепленной общественной оценки события или поступка.

– А время для широкой общественной дискуссии о природе режима тоже упущено?

– Нет, что вы, это абсолютно актуально для нашей страны: человек для государства или государство для человека.

Как ощутить причастность нам всем (советским, ныне российским людям) к депортациям с Западной Украины в 1939-1941, с Северного Кавказа несколькими годами позже? Часто в таких случаях говорят об «исторической вине» одного народа перед другим. Это мне, не только мне, но и другим в «Мемориале», кажется принципиально неверным. Виновны принимавшие преступные решения, виновны в конкретных преступлениях исполнители преступных приказов. Но в большинстве их уже нет в живых. К народу же в целом (лучше сказать – к советским народам) понятие вины не может быть отнесено. И тем более – к нынешнему молодому поколению. Но гражданская ответственность за злодеяния, которые творились от имени нашей страны, по отношению к гражданам других стран и к нашим собственным – на нас. Прийти к этому чувству своей ответственности можно по-разному. Через личное переживание истории – может быть, самый трудный, неодновременно и самый верный путь.

И еще: ответственность – это не всхлипы. Это систематическая работа по осмыслению прошлого, это попытка преодолеть, насколько возможно, его последствия. Когда Библиотека иностранной литературы в Москве ставит в своем дворе маленький бюст Рауля Валленберга – это знак осознания такой ответственности, может быть, даже шаг к реальному (не показному, к которому многие призывают) покаянию. Когда-нибудь будет и памятник на площади – и люди спросят, и им расскажут, кто он был, что он сделал и как он погиб, как наша страна, как мы его погубили. И может быть, для слушающих это тоже станет каким-то шагом к чувству ответственности за прошлое. Каждое такое дело – шаг в ту сторону. Не говорю о наших долгах по отношению к оставшимся в живых жертвах – это само собой разумеется.

Я думаю, нужно будировать любые общественные дискуссии о прошлом. Пусть не достигнут они той глубины и того накала, как в Германии, все равно надо. И, конечно, добиваться, чтобы правда была представлена в школьных учебниках, в музеях и так далее. В школьных учебниках о репрессиях, терроре – позорно мало. В музеях по всей стране -почти нигде ничего. Директора говорят – а что показывать-то? И как? Никаких указаний на этот счет нет. Мы – в Министерство культуры; нам сочувственно отвечают: какие директора, такие и музеи, тут приказами ничего не решишь. Эго ваша работа – оказывать общественное воздействие на них. Хорошо. Окажем, воздействуем, даже методичку напишем. Потому что если такой раздел в музее появится, будут приходить школьники – и будут задавать вопросы. И будут задаваться вопросами. Это толчок к рефлексии. И наш конкурс – толчок к рефлексии. И фильм – не цирюльник, разумеется, а другой, располагающий к раздумьям, – толчок…

Короче, работы тут – немерено…

Ура! Издательство «Звенья» выпустило сборник с работами первого конкурса! Ирина Лазаревна Щербакова, председатель оргкомитета конкурса, показывает книгу: может, удастся издать и нынешние детские исследования.

«Об истории петербургских зданий читала, о петербургских шпилях и даже решетках ограду – говорит первый заместитель министра культуры России Наталья Леонидовна Дементьева, – но о петербургских тюрьмах – никогда!»

Пятьдесят три победителя конкурса, представившие сорок работ (шесть из них принадлежали авторским коллективам). Многие из этих детей, приехавших из разных концов страны, из городов крупных и мелких, из и деревень, никогда не были в Москве. Почти никто не бывал прежде в знаменитом Театре Образцова, отмечающем в этом году столетие со дня рождения своего основателя Сергея Образцова. И уж заведомо никто из них прежде не стоял на этой всемирно известной сцене, принимая призы и поздравления знаменитых своих соотечественников.